Темнело рано. 11 декабря солнце уже скрылось за горизонтом, когда впереди показался Ле Бёф — четыре неказистых строения, грубо сколоченных из досок и прикрытых дранкой. На следующее утро английского посланника со всевозможной учтивостью принял седовласый одноглазый комендант, капитан Жак Легардер де Сен-Пьер — «пожилой джентльмен с повадками воина». В ответ на этот прием Вашингтон предъявил свой ультиматум: французы должны немедленно покинуть долину реки Огайо. Сен-Пьер попросил несколько дней на размышление. Всё это время Джордж не сидел сложа руки: проводил разведку местности и делал подробные записи по поводу укреплений форта. От его взгляда не укрылись 220 берестяных каноэ и долбленых лодок из сосны, вытащенных на берег бухты и явно подготовленных для военных действий. Наконец 14 декабря Сен-Пьер сообщил свой ответ: британцы его не напугали, и если их торговцы сунутся на французскую территорию, пусть пеняют на себя. «Что же касается переданного вами требования отступить, я не считаю себя обязанным ему подчиниться», — твердо заявил он, вручил Вашингтону запечатанное послание Динвидди и сообщил, что велел приготовить для него запас провианта на обратную дорогу — он лежит в каноэ.
Впечатление, произведенное столь великодушным поступком, развеялось на берегу, когда Вашингтон обнаружил, что коварный Сен-Пьер подкупил его индейскую свиту, которая, получив от французов ружья и «огненную воду», отказалась сопровождать англичан обратно. Выведенный из себя этими двуличными людьми, Вашингтон коршуном налетел на Полукороля, обвинил его в форменном предательстве и добился-таки, чтобы тот уехал вместе с англичанами, как обещал.
Теперь надо было спешить в Уильямсберг — бить тревогу, сообщить о враждебных намерениях французов. У лошадей от усталости подгибались ноги. Неудержимый Вашингтон решил бросить их и идти пешком, с походным мешком за плечами. Он снял свой парадный костюм и облачился в одежду индейцев — кожаные легинсы и мокасины.
Они с Гистом сели в легкое каноэ, которое, словно щепку, несла ледяная, бурлящая водоворотами река, грозя в любую минуту разбить об острые камни. На первом же привале индейцы завалили медведя, зажарили его и заявили, что не тронутся с места, пока всё не съедят.
Холод становился нестерпимым. Вашингтон и Гист дошли до первого обитаемого места — Мертерингтауна, где наняли в проводники «французских» индейцев, пообещавших кратчайшей дорогой провести их к «развилке Огайо». Они шли, шли и шли через лес, и даже выносливый Вашингтон настолько устал, что позволил одному индейцу нести свой мешок. Долгая утомительная ходьба отупляла, хотелось только одного — куда-нибудь наконец прийти и отдохнуть. Но Гист, бывший настороже, интуитивно почувствовал подвох: в чаще, через которую они пробирались, было «что-то не то». Впереди забрезжила поляна. Как только они вышли на открытое место, индейцы порскнули во все стороны и закружились вокруг двух бледнолицых, стреляя практически в упор с пятнадцати шагов. Пули просвистели совсем рядом, не задев Вашингтона. «Ты ранен?» — крикнул он Гисту. «Нет!» — прокричал тот, огромными скачками догоняя одного из индейцев. И откуда только силы взялись! Прыгнув на индейца диким зверем, Гист пригвоздил его к земле и уже собирался пристрелить из мушкета, но Вашингтон удержал приятеля: разумнее оставить при себе заложника. Они связали неверного проводника и отпустили, когда стемнело. Тот мгновенно растворился в чаще. Опасаясь, что он вернется с остальными, англичане поскорее пошли в другую сторону. «Вот помешал его убить, — пенял Гист Вашингтону, — теперь придется идти всю ночь!» И они шли…
К утру они вышли к реке. В последние дни держались холода, и усталые путники надеялись, что река замерзнет; однако между белыми берегами клокотала черная вода, по которой неслись небольшие льдины. У товарищей был один топорик на двоих; целый день они рубили им деревья, чтобы смастерить плот и переплыть реку. На середине реки плот заклинило большой льдиной — того и гляди потонет. Вашингтон изо всех сил уперся шестом в дно реки, стараясь затормозить плот, пока льдина не проплывет мимо, но быстрое течение натолкнуло плот на шест и Джордж, не удержавшись, плюхнулся в воду. От холода перехватило дыхание, он беспомощно барахтался на стремнине, пока не ухватился за выступавший конец плота. До противоположного берега было не добраться; с грехом пополам друзья выбрались на островок посреди реки. Вашингтон стучал зубами, но обсушиться и согреться было негде; у Гиста были отморожены пальцы рук и ног. Всю ночь они провели на островке; к утру река покрылась слоем льда, и они кое-как перебрались на другой берег.