Вашингтон

Двадцать третьего марта героем дня стал Патрик Генри, предложивший резолюцию о необходимости вооружаться. Он произнес пламенную речь: «Столь ли дорога нам жизнь или сладок мир, чтобы купить их ценою цепей и рабства? Не допусти этого, Всемогущий Боже! Не знаю, каким путем пойдут другие, мне же дайте свободу или смерть!»

«Свободу или смерть!» — подхватили остальные, и Вашингтон повторил эти слова вместе со всеми. Эта фраза легко пришла ему на язык: он почти наизусть знал пьесу «Катон», и от сцены из второго акта у него всегда мурашки бежали по коже: «Не время говорить о пустяках: ярмо иль трон, свобода или смерть».

Некоторые депутаты, зарекомендовавшие себя пламенными патриотами, в том числе Эдмунд Пендлтон, всё же воспротивились столь решительным мерам. Тогда Томас Джефферсон произнес умную и убедительную речь, развив в ней теорию республиканства. Вашингтон, по обыкновению, молчал, пребывая в тягостных раздумьях, но когда Генри запальчиво сказал, что смешно думать о мире, когда мира вовсе нет, все взгляды обратились именно на Вашингтона.

Постановили, что «находящееся под добрым командованием ополчение из джентльменов и йоменов (то есть дворян и крестьян-землевладельцев — Е. Г.) является естественной силой и единственной защитой свободного правительства; такое ополчение в сей колонии навсегда избавит метрополию от необходимости держать здесь с целью обороны постоянную армию или наемные силы — нарушителей покоя, представляющих собой угрозу для свобод народа, — и лишит ее предлога для обложения нас налогом на их содержание».

Вашингтон вошел в комитет, который занялся созданием в каждом графстве добровольческих рот, а также в другой — для разработки плана по развитию ремесел и мануфактур. Конвенту предстояло вновь избрать семерых делегатов — на Второй Континентальный конгресс. Первыми в списке оказались Пейтон Рэндольф, Джордж Вашингтон и Патрик Генри.

Его брат Джек тем временем занимался обучением одной из рот. Джордж похвалил его за это и пообещал устроить части смотр этим летом, вместе с ротой из Ричмонда. «Я с радостью приму честь командовать ею… поскольку намерен посвятить всю свою жизнь и состояние делу, которому мы служим».

Вашингтон вернулся домой, и его оглоушила очередная новость: патент на земли, полученные им по прокламации 1754 года, — 23 тысячи акров! — аннулирован, поскольку проводивший землемерные работы Уильям Кроуфорд не был должным образом на это уполномочен. Это что, злая шутка? Столько сил, времени, денег потрачено — и всё зря? До какой мелкой мести опускаются те, кто должен служить образцом великодушия!

«Это известие показалось мне настолько невероятным, что я не обратил на него внимания, пока не увиделся в прошлую пятницу с г-ном Уилпером, который, подтвердив сообщение, добавил, что все держатели патентов (которых он повидал) в силу этой прокламации чрезвычайно расстроены и не знают, что начать и что об этом думать, как поступить в столь необычном случае, — писал Вашингтон 3 апреля лорду Данмору. — Вот из-за чего я позволил себе обеспокоить Вашу светлость сим письмом, будучи убежден в Вашем желании услышать и намерении исправить всякую обоснованную причину для жалоб, поданных на Ваше рассмотрение. <…> Я уверен, что Вы как порядочный человек задеты оскорблением, нанесенным другим…»