Стерлингу было приказано отражать атаки неприятеля, и он четыре часа держался, устроив «сражение в английском стиле». Делавэрцы стояли под ядрами не кланяясь, с развевающимися знаменами. Противник не атаковал — наверное, боялся. Но в одиннадцать часов Грант нанес удар в центр, а тысячи гессенцев вышли из леса слева. Когда Стерлинг, наконец, решил отступить, было уже поздно: с тыла подходили британцы, дивизия Корнуоллиса преградила путь на Бруклин. Отступать можно было только к Гуанской бухте, через болото и ручей, который во время прилива разливался на 80 ярдов, а вода уже прибывала.
Велев своим людям уходить через болото, Стерлинг с 250 мэрилендцами, впервые участвовавшими в бою, атаковал Корнуоллиса, прикрывая отступление, а может быть, надеясь прорваться. Это был самый ожесточенный бой за весь день. Мэрилендцы отступали под смертельным огнем, потом смыкали ряды и снова шли в атаку — пять раз. Сам Стерлинг сражался как лев. «Господи! — восклицал Вашингтон, глядя на это побоище и ломая руки. — Каких храбрецов я вынужден сегодня потерять!» Наконец Стерлинг велел им рассыпаться и попытаться добежать до Бруклина. Их подвиг оказался напрасным: многие из тех, кого они так мужественно прикрывали, увязли в болоте; не умевшие плавать беспомощно трепыхались в ручье под мушкетным огнем или возвращались с поднятыми руками; только нескольким офицерам удалось переплыть на ту сторону, держась за шеи лошадей. Не желая сдаваться англичанам, лорд Стерлинг ринулся прямо в огонь к полку гессенцев и сдался генералу фон Хайстеру.
К полудню англичане были в виду Бруклина и горели желанием атаковать, однако Хоу приказал остановиться. Пушки смолкли. Сидя за стенами фортов, защитники Бруклина напряженно ожидали штурма, но время шло, а ничего не происходило. До самого вечера слышны были только крики раненых, лежавших на поле боя среди непогребенных тел. В лагерь американцев постепенно приходили бойцы, избежавшие плена, — поодиночке или по трое-четверо, по большей части серьезно раненные. На следующее утро пришли десять мэрилендцев — все, кто уцелел.
Вашингтон со своей армией был в критическом положении: противник их переиграл и задавил числом; они оказались заперты в Бруклине, прижаты к Ист-Ривер, которую можно было использовать для отступления только при благоприятном ветре. Переменится ветер — и в реку войдут британские корабли, перекрыв все пути назад. Бруклин обернулся ловушкой.
Однако рано утром 28 августа Вашингтон вызвал из Нью-Йорка дополнительные части, словно не понимал опасности. Около 1200 солдат из Массачусетса переправились через реку и промаршировали к Бруклину при всём параде. Возможно, именно это и требовалось Вашингтону: при виде молодцеватых пенсильванцев понурые лица разгромленных патриотов просветлели — этих ребят голыми руками не возьмешь! Свежими частями командовал красавец Томас Миффлин, ставший в 32 года бригадным генералом. Он немедленно вызвался съездить на рекогносцировку и доложить обстановку.
Погода резко переменилась; небо потемнело, похолодало на десять градусов. Весь день под проливным дождем на дальних укреплениях шла перестрелка с противником; залпы пушек сливались с завываниями ветра.
Плотный холодный дождь лил со свинцового неба весь следующий день. Развести огонь, чтобы обогреться и приготовить еду, было невозможно. Голодным, продрогшим, промокшим до костей солдатам было негде укрыться; они засыпали прямо стоя под дождем или сидя в грязи. В окопах вода порой доходила им до груди; оружие и боеприпасы намокли.
Вашингтон, тоже не выспавшийся, промокший и голодный, продолжал объезжать верхом свои позиции, являя собой пример стойкости и решимости. В половине пятого утра он отправил Конгрессу путаное донесение о «стычке» с врагом. О разгроме в нем речи не было, упоминалось лишь, что от генерала Салливана и лорда Стерлинга нет никаких известий.
Положение вырисовывалось безрадостное. Старые суденышки, затопленные в Ист-Ривер, не представляли серьезной преграды для британского флота. Англичане не сидели сложа руки и всю ночь копали апроши — зигзагообразные продолговатые рвы, серьезно приблизившись к бруклинским укреплениям. В четыре часа дня Вашингтон созвал военный совет. Томас Миффлин категорично заявил, что нужно или сражаться, или отступать, и предложил отступление с условием, что он с Пенсильванским полком будет прикрывать отходящие части (он тоже заботился о своей репутации). Решено: уходим.
Генералу Хиту, стоявшему у Королевского моста, отправили срочное послание: немедленно собрать все доступные плавсредства. Чтобы истинные намерения Вашингтона не были раскрыты раньше времени, приказ обосновали необходимостью переправить из Нью-Джерси новые батальоны, спешащие на выручку. Солдатам велели быть наготове в полной боевой выкладке для ночной атаки.
Около девяти вечера самым неопытным отрядам, а также больным и раненым приказали выдвигаться к паромной переправе — их якобы сменят подкрепления. О том, что предполагается эвакуировать всю армию, солдатам и офицерам не сообщили.