Вашингтон, округ Колумбия

—    Да, внушительно и без воплей, не то что мистер Дункан. Для него обычный тон — нравственное неистовство.

—    Но мы и живем в неистовое время,— мягко заметил Питер.

—    Все времена неистовы,— категорически заявил Бэрден.— Но вам действительно кажется, что мы не имели права сбрасывать атомную бомбу на Японию?

—    «Кaжeтcя» — не то слово. Я в самом деле так думаю. Нам следовало бы просто продемонстрировать бомбу в действии, ну, скажем, отшибить верхушку Фудзиямы или сделать что-нибудь еще столь же впечатляющее, и они бы капитулировали. Незачем было разрушать два города.

—    Интересно.

Бэрдену и в самом деле было интересно. Расщепление атома ошеломило его, как и всех других. Стало ясно, что миру уже не бывать таким, как прежде, но хорошо это или плохо — все зависит от твоего темперамента. Поскольку он был пессимист, он легко представлял себе атомные грибы, шквалы огня, радиоактивный пепел, а в перспективе — опустошенную планету, слепым глазом сверкающую в лучах солнца. Но все же он спросил:

—    А какая разница, в моральном плане, между одной бомбой и несколькими тысячами, которые все равно пришлось бы сбросить?

—     Разница в том, что изобретение и демонстрация в действии одной такой бомбы давали нам возможность покончить с войной, что мы и сделали. Но при этом в угоду военным мы уничтожили двести тысяч гражданского населения — вот на это-то мы и не имели права.

Бэрдену были известны все эти аргументы. Его интересовала вдруг прорвавшаяся в Питере страстность. Куда делась та отрешенность, которая и привлекала, и озадачивала Бэрдена. Это хорошо, что у молодого человека есть что-то свое за душой, но, с другой стороны, печально было думать, что его второй зять может оказаться таким же ярым фанатиком, как и первый.

—    Вам, наверное, есть что сказать,— пробормотал Бэрден.

К его облегчению, Питер рассмеялся:

—   Боюсь, что мне нечего сказать, но есть что добавить.

—    И он-таки добавил,— сказала Диана.— Питер будет сила, дайте только ему раскачаться. Он должен писать о политике в каждый номер.

—   И притом его некому остановить,— заметил юный Вольтер.— Ведь он сам издатель журнала.

—    К тому же мы пользуемся успехом. Мы остаемся при своих. Никакого дефицита. Айрин очень довольна.

Тут Питер принялся описывать Диане состоявшиеся недавно похороны Сэмюеля Блока, который неожиданно умер в Джерси-сити на заседании правления.

—    Ему следовало бы поставить памятник,— сказал Питер,— и назвать его могилой Неизвестного супруга.

Бэрден рассказал, как вела себя на похоронах Айрин. Она заявила, что мистер Блок всегда был приверженцем епископальной церкви; его родные пришли в ужас и отказались присутствовать на похоронах, чего она и добивалась. Она стояла в черном одна в готической часовне Национального собора и с царственно-величавым видом принимала соболезнования. Но, увидев Бэрдена, порывисто обняла его и прижалась щекой к его щеке. «Что со мной будет?» — прорыдала она в его ухо. Чувствуя устремленные на них взгляды, он как мог выпутался из ее объятий и пообещал вскоре ее навестить.

—   Надо полагать, теперь ты выйдешь за Питера,— сказала Китти, вдруг отпуская руку Дианы.— Он стал ужасно толстый, но все равно он богатый, и ты будешь обеспечена.

Диана убежала из комнаты, Питер подтянул живот. Китти повернулась к нему:

—   Я знала, что ты придешь, и испекла сегодня утром пирог. Ореховый, тот самый, который ты любишь. Хочешь попробовать?

—   есть,— ответил Питер дрожащим от раздражения голосом.

—   Но ведь он всегда хотел есть,— вслух размышляла Китти.— Уж не заболел ли ты? Наверное, слишком плотно позавтракал. Я бы на месте Дианы посадила его на диету. После свадьбы, конечно.

—   Свадьбы не предвидится, миссис Дэй.— Питер решил нарушить домашний обычай воздерживаться от комментариев к откровениям Китти.

—   Свадьбы? — Она с удивлением поглядела на него.— Какой свадьбы?

Бэрден поспешил успокоить Питера и утихомирить Китти. Как раз такой муж и нужен Диане, думал он, выполняя свою дипломатическую миссию. Ведь Диана в самом деле окажется без гроша, когда он умрет, хотя он вовсе не торопится немедленно отбыть в мир иной — нет, это произойдет не раньше, чем он устроит ее будущее и сам будет переизбран.

III

Гарольд открыл дверь.

Входи! — Он произнес это громким повелительным голосом, словно хотел запугать Клeя или произвести впечатление на каких-то людей, которых тот еще не видел. Пропустив Клея в маленькую прихожую, Гарольд закрыл дверь и запер ее на засов.— Они там,— быстро прошептал он.— Оба. Прости, что я втянул тебя в это дело. Мне просто некому было больше позвонить.

Ничего,— успокоил его Клей.— Я с ними справлюсь.— Стараясь ничем не выдать своей нервозности, Клей прошел за Гарольдом в столовую из стекла и стали с видом на Рок-Крик-парк; дом был новый, один из первых, выстроенных после войны, когда старый город из красного кирпича и мрамора стал поглощаться стеклом и бетоном. Расплавленный песок одержал победу над тесаным камнем. Даже Клей, которому обычно нравилось все новое, испытывал нечто вроде тоски по прошлому.