На низком полукруглом столике лежали журналы с многочисленными фотографиями битвы при атолле Мидуэй, в которой японский флот потерпел свое «первое поражение за последние триста пятьдесят лет». Интересно, лениво подумал Питер, что это там приключилось в 1592 году? Были в журналах и аэрофотоснимки горящего Кёльна после налета английской авиации; за один раз тысяча бомбардировщиков сделала с Кёльном то, что люфтваффе неоднократно проделывала с Лондоном. Союзники выиграют войну, в этом не могло быть сомнения, вопрос только — когда? Вечный сержант (писарь нестроевой службы), он всю свою жизнь или по крайней мере все свои молодые годы будет втыкать в карту булавки — таким виделось Питеру его будущее.
К счастью, самая долгая пора его жизни осталась позади и уже наполовину забыта. Основная военная подготовка в Джорджии, кретины унтеры с Юга, выкрикивающие команды на своем кретинском невразумительном языке.
В провинциальных лавках, превращенных в танцевальные залы на утеху миллиону новобранцев, ревели пианолы- автоматы. Девушки с блеском в глазах и с длинными волосами танцевали друг с другом, пока парни не разбивали их. Потом тисканье и лапанье украдкой в теплые ночи. . Фильмы о венерических болезнях; удрученные юнцы обнажали в них пораженные члены, а строгие, но добрые доктора объясняли колдовскую роль крайней плоти и необходимость немедленной дезинфекции post coitum [32]наиболее уязвимых частей, причем все это в цвете. Переброски в тряских поездах с закрытыми окнами. Пари: четыре против одного, что мы в Нью-Йорке. Нет, в Лос-Анджелесе. Это должно быть Западное побережье. Почему? Гляди, мы загорели, верно? Значит, нас не могут послать туда, где холодно. Почему нет? Взрыв смеха. Воинские части в летней форме и в самом деле загонялись туда, где стояла зима, а солдаты в штормовках и толстом шерстяном белье оказывались посреди лета. Все идет нормально — как в бардаке. Питер подал заявление в офицерское училище, но был забракован: неважное зрение. Ха! Стрелять из самозарядной винтовки и служить в пехоте — на это его зрения хватает! Царица полей… Ему нашлось место в разведывательном отделе. Его произвели в сержанты, и он втыкал булавки в карты Европы, изучая разведданные, почерпнутые со страниц «Нью-Йорк тайме». Немцы осаждали Севастополь. Жидкий кофе в общей столовке. Отвратительная жратва, вот только свиные отбивные ничего. Как-то раз его назначили в наряд на кухню, и он съел двенадцать штук за один присест; на кухне было много шуму и липкой грязи, но все же это было лучше, чем топить ночью печи и спать на цементном полу возле топок, которые то и дело надо было шуровать. Потом опять маленькие города. Бары. Девушки с пышными прическами и вызывающим блеском в глазах. . В конце концов, как и полагается настоящему воину, Питер Сэнфорд схватил триппер, и лечение вовсе не было таким болезненным, как можно было заключить из слов строгих, но добрых докторов с киноэкрана.— Ты похудел! — Мать прижала его к груди. — Уж не болен ли? Господи, какой бледнущий!
— Чувствую себя отлично. — Это был его обычный ответ, и он вполне соответствовал истине. Прежней полноты в груди и бедрах как не бывало — одни мускулы. Талия: тридцать дюймов. Рост: шесть футов. Вес: сто семьдесят фунтов. Жирным он теперь уж никогда не станет.
— Тебе нужно позавтракать. А
, господи, сколько всего нужно! Я делаю закупки. Это нормирование все перевернуло вверх дном. Похоже, мы потеряли все районы в Азии, где добывают каучук. Блэз рвет и мечет.Они прошли в сад. Под деревьями, бросавшими узорчатые пятна зеленоватого света на белые скатерти, сидели и поглощали еду люди. Он насчитал с десяток таких, кого можно было отнести к «нам»; остальные были «они», по большей части в военной форме.
Питер принялся за булочки с маслом, а Фредерика начала обмениваться приветствиями с друзьями, и несколько генералов и адмиралов засвидетельствовали ей свое почтение; она каждому представляла своего «верзилу сына», и Питер не без гордости подумал, что вот и он тоже, хотя бы через свою семью, соприкасается с высшей военной иерархией, в которой он так явно был одним из низших.
— Отец всю эту неделю в Уотч-Хилле. Я сказала, пусть сам открывает дом, я не собираюсь уезжать из города, когда ты вот-вот должен вернуться.