Вашингтон

В четыре дня все открылось. Гонец молча передал Вашингтону пачку измятых бумаг — план Арнольда и Андре сдать Вест-Пойнт! Крик Вашингтона поднял всех на ноги, Гамильтон и Лафайет вбежали в комнату. Задыхающийся генерал ревел: «Арнольд предал нас!» Помедлив, он произнес упавшим голосом: «Кому теперь верить?»

Гамильтон с отрядом всадников бросился в погоню — быть может, удастся схватить предателя. Вашингтон в сильнейшем волнении разбирал бумаги, ужасаясь коварству тщательно разработанного плана. Тут ему доложили, что очаровательная Пегги рехнулась — почти обнаженная, она бегает по комнатам верхнего этажа, утверждая, что у нее на голове раскаленный утюг и только генерал Вашингтон может снять его. Верный рыцарь, каким был Вашингтон, отправился наверх. Юная красавица раскинулась в постели и, отчаянно жестикулируя, вследствие чего присутствующие могли обозреть все ее прелести, объяснила — мужа «унесли на небеса духи, он ушел навсегда». Она отказалась признать склонившегося над кроватью Вашингтона, утверждая, что перед ней злодей, намеревающийся убить ее ребенка. И тут же добавила, что муж исчез, ибо не был в силах предотвратить злодеяние.

Бормоча слова утешения, Вашингтон неловко отступил. Он спустился вниз и с достоинством обратился к присутствовавшим: «Миссис Арнольд больна, а генерала Арнольда нет. Мы должны обедать без них». Звучало так странно, неуместно.

Вечером поступило донесение от Гамильтона — Арнольд не только ускользнул к англичанам, но успел прислать письма — Вашингтону, в котором настаивал, что только «истинный патриотизм» побудил его перебежать к англичанам, и письмо Пегги. Вашингтон, не открывая, отправил его наверх, приписав, что, хотя его долг схватить Арнольда, он рад успокоить супругу — муж вне опасности. Главнокомандующий распорядился не трогать даму, предложив обеспечить ей проезд к мужу. Она предпочла отправиться к отцу в Филадельфию, но вскоре присоединилась к Арнольду за британскими линиями. Патриоты питали серьезные подозрения в отношении Пегги, ее активное участие в заговоре было полностью доказано спустя более полутораста лет — в 1930 году, когда был изучен архив Клинтона.

В руках американцев остался майор Андре. Когда его доставили к Вашингтону, генерал не мог подавить волнения — такой же блестящий молодой человек, как Лафайет, и наверняка занимавший сходное положение у Клинтона. Перед лицом неизбежной смерти Андре вел себя спокойно, с достоинством и был даже весел. Вашингтон проклинал все: должность, войну, жизнь — нужно казнить джентльмена. Он ухватился за спасительную мысль — обменять Андре на Арнольда. Клинтон отказался, прислав пространное письмо, доказывавшее, что майор не был рядовым низким шпионом. Пощадить Андре было совершенно невозможно — нужен был предметный урок всем, особенно тем, кто попытался бы склонить офицеров континентальной армии к предательству.

Андре не питал иллюзий, выразив в личном письме Вашингтону надежду, что не умрет не подобающей солдату смертью в петле. Вашингтон не счел возможным изменять способ казни, приказав только, чтобы рафинированный английский джентльмен увидел виселицу в последний момент. В полдень 2 октября на глазах выстроенных войск Андре был казнен. Он с достоинством принял смерть, а многие стоявшие вокруг не скрывали слез. Плакали навзрыд в штабе, где заперся на время казни Вашингтон с высшими офицерами. Они не успели вытереть слезы, как доставили запоздавшее послание от Арнольда — он грозил страшными карами, если Андре умрет. Англичане прочно закрепили за Вашингтоном прозвище «убийцы», припомнив и давнее дело Жюмонвиля, еще до Семилетней войны. Английские карикатуристы изображали его в виде кровожадного чудовища.

Клинтон выполнил свою часть сделки с Арнольдом, выплатив ему 6315 фунтов стерлингов и обеспечив Пегги пенсией в 500 фунтов стерлингов в год. Он стал генералом английской службы и вскоре возглавил опустошительные набеги. Для американцев Арнольд — символ предательства. В Саратоге стоит безымянный памятник, на котором красуется сапог, что означает: только нога, в которую Арнольд был ранен дважды, заслуживает уважения. В старой военной церкви в Вест-Пойнте на мраморной доске с именами всех генералов войны за независимость значится: «Генерал-майор… родился в 1740 году».

***

Шестая зима войны… В Нью-Йорке англичане и тори готовились отпраздновать Новый год. В Ньюпорте, где обосновались союзники — французы не сделали ни шага оттуда с прибытия в США, — в теплых домах уютно и весело. А континентальная армия! Послушаем Вашингтона:

«У нас нет ни денег, ни кредита, чтобы купить хотя бы досок и сделать двери для наших хижин… Если бы солдаты могли, подобно хамелеонам, питаться воздухом или, как медведи, сосать лапу и так перебиться в суровые дни наступающей зимы… Собрав все наше тряпье, мы едва ли обеспечим их теплой одеждой. И что особенно прискорбно — меня положительно заверили — во Франции наготове десять тысяч мундиров. Они лежат там только потому, что наши представители не могут договориться, кому отправить их».