О многом заставляли думать статьи Крупской. Но Вася Алексеев был знаком с ней не только по статьям. Он беседовал с Надеждой Константиновной в Петроградском комитете партии, в Выборгском районе, где она работала. И Вася стал рассказывать товарищам об этих встречах и беседах. Он говорил о простоте и душевности Крупской, о том, как она внимательно слушает всё, что рассказываешь ей, как умеет дать нужный совет. Надежда Константиновна подробно интересовалась делами района. Иногда она присылала к Васе ребят с просьбой познакомить их с работой Союза, дать поручение. Всё это были хорошие ребята, на которых можно положиться.
По набережной, цокая подковами, пролетали рысаки, запряженные в пролетки на пухлых, как подушки, дутых шинах. Изредка с громким урчанием проходили, блестя медью, громоздкие автомобили. На тихой и белесой под вечерним небом Неве черномазый буксир тянул неповоротливую желтую баржу с дровами. Прохожих становилось всё меньше, и по этому только можно было догадаться, что час уже поздний. Ребята шли веселой ватагой, не замечая наступившей белой ночи. О многом нужно было поговорить. Вася расспрашивал, что делается в союзах молодежи других районов, как связаны они с партией. Петроградский комитет выделил группу сильных товарищей для работы в юношеских организациях. В Петергофском районе перед молодежью выступают лучшие агитаторы — В. Володарский, М. Урицкий, А. Луначарский.
Ребята рассказывали о товарищах, помогающих им в районах. Называли И. Рахью, Г. Пылаева, А. Слуцкого, А. Скороходова, Л. Менжинскую, П. Михайлова и многих других. Всё это были видные большевики.
— А как ты смотришь на лекции об искусстве, на посещение музеев? У нас некоторые напирают на это, а я считаю — вредное дело, — говорила девушка из Первого городского района. — Мы ведь объединяемся для политической борьбы, и культурничество надо изгонять из союза.
На девушке было гимназическое платье, а голову она повязала платком, видно для того, чтобы в самом деле не приняли ее за гимназистку. Синие глаза строго глядели из-под сдвинутых бровей.
Вася взял девушку под локоть и почувствовал, что рука у нее стала негнущейся, деревянной.
— Я спрашиваю серьезно…
— Вот и я серьезно. У тебя в голове, так сказать, трамвай немного с рельс сошел. Ребята хотят культуры, разве же это плохо? Плохо, когда либералы пользуются их интересом, чтобы отвлечь от главного, от политической борьбы. Вот это вредное дело. А мы будем культурно просвещать юношество и этим сплотим для политической борьбы, привлечем к нашему Союзу. Разве же это не на пользу дела?
— Может быть, и танцы устраивать?
— Не говори, — вмешался Ваня Скоринко и сделал страшные глаза. — Ты же не знаешь, что Вася у нас первый танцор. На всю Нарвскую заставу известен. Гроза вечеров!
Он обернулся к ребятам:
— Знаете, я вам расскажу что? У нас в мастерской есть парень такой, Саша Зиновьев. Может, кто помнит, мы с ним на первое собрание в Зимний сад приходили. Сейчас он от Союза отставать стал. Купил себе кожаный портфель и собирается в министры, что ли. С молодежью уже ему тесно. Ну да черт с ним, не о том речь. Этот Сашка мастер устраивать вечера. Оркестр пригласит, буфет устроит. Шикарно! Леденцы, лимонад, а то даже яблоки со Щукина рынка. В общем, заставские девчонки так и тают. А Вася наш придет на вечер… Кавалер! Даже гаврилку. — галстук нацепит. «Разрешите, — говорит, — пригласить вас на падепатинер».
— Танцор, значит? — хмыкнул Петя Смородин. — Не знал.
Девушка в коричневом платье окинула Васю гневным и недоумевающим взглядом.
— А что, — рассмеялся он, — разве худо потанцевать?
— Как на чей взгляд, — заметил Скоринко. — А то станцует Вася этот падепатинер или краковяк, скажем, посмеется с девчатами, а через полчаса вокруг него митинг. Ну и пошел! Музыканты играть перестают. Сашка Зиновьев даже расстраивается — за музыку-то деньги плачены.
— Что ж, и музыкантам отдых нужен.
Вася снова взял девушку под локоть:
— По правде сказать, танцую я плоховато, — времени не было научиться. Но вот в марте, — еще Союза у нас не было и клуба тоже, — тогда мы, правда, часто ходили на танцульки. Иной раз полночи проводили — на Шереметевской даче или в других местах. Молодежи собиралось много — и гимназисты, и своя заводская братва. Одни танцуют, с другими разговоры ведешь. С хорошими ребятами я познакомился там! Теперь работают в Союзе. А раз мы вечер действительно сорвали. Какие-то дылды гимназисты стали речи говорить в перерывах между танцами — «за победу, значит, не пожалеем крови». И всё такое. Мы тоже молчать не стали. Высказались и увели молодежь, так что вечер лопнул.
Ребята стали понемногу расходиться, кивали головами: «Пока!» Парень и девчонка остановились у гранитного парапета лицом к реке. Парень что-то оживленно говорил, обняв девчонку за плечи.
— Весна, — заметил Сеня Минаев, — любовь!
— Может быть, это тоже правильно, — сердито спросила девушка в коричневом платье, — революция и любовь?