Вася Конаков

— Ну, а о том, как меня в Киеве в контрразведку посадили, это уже в другой раз… Всего не расскажешь.

И я только дивлюсь, сколько у Ивана Сергеевича еще ненаписанного. А ведь вышло более тридцати названий его книг! И каких книг! Как много в них рассказано правильного, невыдуманного, каким ясным, чистым русским языком они написаны!

Тридцать названий! Как много! И вот тут-то возникает у меня какое-то странное ощущение. Я никак не могу представить себе Ивана Сергеевича пишущим. Как он стоит за штурвалом — представляю, и как с ружьем по лесу идет — тоже представляю, и даже как спускается в водолазном шлеме на дно морское (и такое было), а вот как он пишет — за столом на машинке, или в кресле, положив рукопись на колени, или, подобно Хемингуэю, стоя у бюро, — этого не знаю. Когда я читаю его вещи, я всегда слышу его голос. Будто это он мне все рассказывает. И вижу его. Вот в этом месте он чуть-чуть улыбнется, а здесь лукаво посмотрит на меня или, наоборот, строго, даже сурово, а тут вдруг замолкнет, потянется за спичками, начнет раскуривать трубочку… И мне почему-то кажется, что все эти рассказы не написаны — я уверен, что он просто рассказывает их, а слова сами ложатся на бумагу. Разве не может быть такого?

К читателям своим Иван Сергеевич относится очень по-дружески, с доверием и вниманием, поэтому, наверно, им никогда с ним не бывает скучно. Ведь рассказывает Иван Сергеевич всегда только о том, что видел собственными глазами. Потому так широк и разнообразен мир его книг. Но о чем бы ни писал он — о портах Средиземного моря, о берегах Африки или о Таймырском полуострове, — он всегда остается самим собой — писателем, который вырос на лесной смоленской стороне. Любовь к родной земле, к ее людям, к ее лугам, цветам, травам, к ее жизни, нынешней и минувшей, — придают особую цельность и сердечность его книгам.

«Люди, не порывающие связь с родиной и природой, — пишет Иван Сергеевич, — не могут почувствовать себя одинокими. Как в детстве, раскрыт перед ними зеленый сверкающий мир. Все чисто, радостно, светло в этом мире. И как в далекие дни детства, над головой усталого путника, прилегшего отдохнуть после похода, колышутся лесные цветы, высоко в небе кружит, высматривая добычу, коршун-канюк».

Среди хороших, верных книг нашей литературы книги Соколова-Микитова занимают свое на первый взгляд неброское (уж очень скромен сам Иван Сергеевич), а на самом деле доброе и прочное место. Их многое связывает с традициями русской классики, и вместе с тем их не отделить от наших дней с их открытиями, исследованиями, путешествиями. Читая книги Соколова-Микитова, всегда испытываешь радость от встречи с умным, серьезным, очень добрым человеком. И читатель этих книг тоже, по-моему, должен быть таким. Не зря Иван Сергеевич в своем предисловии к «Избранным произведениям» пишет: «Лучшей авторской радостью были неожиданные встречи с читателями, которых находил иногда в самых отдаленных уголках нашей страны. Этих молодых и старых читателей считаю своими лучшими, самыми надежными друзьями».

Жак-Стефен Алексис

(Предисловие к роману Алексиса «Деревья-музыканты»)

Гаити… Что знаем мы о Гаити?

Спроси меня кто-нибудь об этом совсем недавно еще, года два назад, и я ответил бы, что это остров где-то неподалеку от Кубы, что он разделен на две части: одна из них — Доминиканская Республика (там Трухильо), другая — Гаити, там тоже какой-то диктатор, но не помню какой. Кроме того, Гаити — первое в мире негритянское государство, и во времена Наполеона там был «Черный консул», о котором когда-то в детстве читал увлекательную книгу. Вот, пожалуй, и все, что я мог бы сказать. И уж, во всяком случае, меньше всего мог предположить, что мне когда-нибудь суждено будет сдружиться с гаитянином.

А вот случилось. И не просто с гаитянином, а даже с правнуком императора Жака I. И я очень горжусь этой дружбой.

Правнук императора — высокий, стройный, с удивительно живыми, веселыми, умными глазами — появился в мае пятьдесят девятого года в ялтинском Доме творчества и тут же покорил всех его обитателей. Звали его Жак-Стефен Алексис.

Большинству из нас это имя тогда ничего не говорило. Мы знали только, что наш гость — писатель, активный борец за свободу своего народа, что в Советском Союзе он впервые: приехал на III съезд писателей. Только полтора года спустя появился у нас перевод его романа «Добрый генерал Солнце». «Деревья-музыканты» — второй роман Жака-Стефена Алексиса, вышедший в Париже в 1957 году.

Я не собираюсь анализировать творчество Алексиса — его романы о жизни почти незнакомой нам страны говорят сами за себя, а его статьи и выступления (в 1956 году он выступал в Париже на I конгрессе негритянских писателей и художников с докладом о реализме гаитянского романа) мне, к сожалению, неизвестны. Хочется просто сказать о нем несколько слов как о человеке.