***
Алена задыхалась от боли, набирая смс в рабочий чат. Вся сцена проигралась перед ее глазами как мрачный, реалистичный спектакль. Уход Тимура. Ступор Алии несколько долгих часов, вдруг огромный выброс энергии. Молчаливый и этим чудовищный. Осознание было внезапным. Затем падение фигурок. Одной, второй, третьей. Потрясенные соседи, что оказались на улице в этот злосчастный час. Крики, моросящий дождь, серое небо. Срочный вызов скорой, дурно громкие звуки сирены, подъезжающей к месту происшествия кареты. Констатация фактов людей в белых халатах:
— Женщина мертва. Старшая девочка тоже. Младшая еще дышит. Срочно в госпиталь. Даст Бог довезем.
— Состояние критическое, открытая черепно-мозговая. Поехали-поехали!
— Полицию вызвали?
— Вон они, заезжают во двор.
А до этого внезапный страх и финальная мысль, что «Все. Совсем все». Удар.
Алена плакала, не в силах справиться с эмоциями после видения. Время истекало, близился один из худших дней на работе, если ничего не изменится. Вероятность события поднялась до восьмидесяти четырех процентов. Это критически много.
Видеозапись стала настолько четкой, что Алена видела стеклянную пустую решимость в расширенных зрачках Алии, ее плотно поджатые губы, даже капельки пота, выступившие у нее на лице, учащенное дыхание, часто вздымающуюся женскую грудь, пьяную шаткую походку.
Алена будто слышала мысли жертв, читала по лицам эмоции. Эти чувства безысходности и эгоизма, подписавшие приговор не только себе, но и дочкам. Матери, всем родным, даже Тимуру.
Она видела искреннее любопытство на личике старшей дочки, когда ту поставили на подоконник. Испуг от случившегося после толчка. Девочка взмахнула руками и, толком ничего не поняв, закричала, начав падение. Сразу заплакала младшая, но даже это не стало для Алии остановкой. Потом она залезла на подоконник сама и, не раздумывая ни минуты, в слезах шагнула прямиком в пропасть. С шестнадцатого этажа.
Переходя грани, ч.1
Я влетела в кабинет к Алене первой. Фраза «Жду в офисе» была у нас кодовой. Мы договорились, что если вдруг что-то случится по делу Шурзиной, она позовет именно так. Почти белая, как мел, Алена, сидящая безвольно в кресле, откровенно меня напугала. Если бы не выразительный угрюмый взгляд, можно было подумать о худшем. Хотя, разве не худшие новости могут так довести человека? Всегда спокойного, но при этом весьма и весьма жизнерадостного. Поэтому я сразу же бросилась к Петровиченко с расспросами, надеясь оказать ей поддержку.
— Ты в порядке?
— Плохо. Видео слишком отчетливо. Я чувствовала боль Алии.
— Хочешь воды?
— Нет. Не нужно.
— Ведь еще ничего не случилось, да? И время есть. – Я говорила мягко, настойчиво, надеясь, что получится передать уверенность в лучшем, хоть немного успокоить коллегу. — Но почему? Алена, почему ты это испытываешь?
— Вот такая я особенная, — печально улыбнулась она. — Мне легче видеть надпространство в цветах и эмоциях. Кому-то легче в видениях, кому-то в цифрах.
— Почему ты терпишь такую боль? – я не понимала. — Ты ведь можешь и отказаться от такой нервной… работы.