Вася Красина и Бюро Изменения Судеб (СИ)

— Кто такая Алина? Она умнее и красивее меня? Отпустить тебя к ней просили. Сказали, что ты ее любишь. Мне сегодня звонили. Какая-то женщина.

— Что ты несешь?

— А еще рубашка пропахла насквозь. До сих пор не отстиралась. Духами женскими пахнет, будто вылили на нее целый флакон. Твои задержки с работы. И Василиса сказала…

— Василиса? – Тимур зацепился за что-то, что давало фундамент. Вопросы жены выбили почву из-под его ног. Ему нужно было время собраться, привести в порядок мысли, эмоции. — Ты общаешься с той сумасшедшей?

— Не общаюсь. Я ей не поверила тогда. Мы поссорились. А теперь…

— Что «а теперь», Алия?

И всё-таки он почувствовал себя виноватым, и эти ощущения ему крайне не нравились. Жена для него делала все, а он ведет себя с ней отвратительно. Понимание разницы угнетало, как и ее собачья преданность. Больше всего на свете ему хотелось прекратить этот неприятный разговор, увидеть вновь ее любящий флер, нежные другие эмоции. Хотелось ничего не доказывать, ничего не объяснять, делать то, что он любит, к чему привык, и не слышать упреков, нытья, не видеть слез. Но ее взгляд и молчание, бледное, как мел, лицо загоняли в угол.

И Тимур рассвирепел от бессилия. Признаваться в измене он не хотел. Разрушать семью тоже. А вот жену следовало проучить, чтобы впредь не верила всякой шушере, что пытается ее вразумить. Что рубашка, что слова сумасшедшей, что какой-то звонок, который можно списать на врагов, желающих ему все испортить, вовсе не доказательства.

А вот Алия пусть подумает, как доверять кому попало, когда окажется сама в условиях, что ее бросил муж. Придуманный план выглядел идеальным. Все равно она никуда не денется, не уедет, по традициям развод — это уят, зато на будущее станет покладистее. Посидит пару дней без него, быстро все переоценит.

— Значит, я тебе изменяю? – наехал он.

— Разве нет?

— Ты веришь в чушь! Ну что ж, жена. Верь. Пусть так и будет. Только верь без меня, — говорил он отрывисто, бросая сухо слова. — Мне такая жена не нужна. Детей я себе заберу, а ты можешь собирать свои вещи и валить к своей маме. Ты меня не заслуживаешь!

— Это ты меня не заслуживаешь! – психанула в ответ Алия. Вся обида за несколько лет поднялась в груди, чтобы выплеснуться из нее первой правдой, следом за ней и второй: — Ты мне врал. Все время врал!

Его слова не убедили жену, не испугали, что она все потеряет, не заставили думать о нем, пытаться погасить ссору. Конфликт зашел слишком далеко, и Тимур вдруг сорвался. Боль ненужности и отверженности не должен испытывать он, ей должно быть больнее.

— Врал? Да, я тебе врал. Ты услышала, что хотела услышать? Тебе стало легче? Ты ведь хотела признания? – и тут же дал еще один шанс. — А доказательства есть?

— Видеть тебя не хочу… — выдохнула из себя Алия.

Внутри нее все разрывалось на части. Обида кричала слова, видела измену, вранье, сердце безмолвно страдало «Не уходи, не бросай!», сознание принимать не хотело то, что говорил ей Тимур. Для всего нужно время. Кому-то много, кому-то мало, каждому свой срок.

— И не увидишь. Вот дура!

Злой, как черт, с чувством глубокой досады Тимур вышел в коридор, не обращая внимания на обескураженное лицо жены. Она выглядела потерянной и явно не осознавала до конца, что вообще происходит. Ничего. Осознает попозже. Через час. Два. Может, к утру. Тогда и станет покладистой, позвонит ему, извинится. А пока посидит и подумает.

Тимур взял с тумбочки борсетку, оделся и спустя несколько тягучих минут (Алия за ним не побежала), вышел в подъезд и хлопнул дверью. День поживет у Алины. Ему еще предстоит разобраться, кто звонил Алие. В любом случае, и Тимур это знал предельно точно, он с Алиной завтра расстанется. Эта связь, то, что она вышла наружу, непростительный прокол с его стороны, и проблему следовало как-то уладить. А позже он исправит ошибку и помирится с женой.

Тот самый день, то самое утро

Алия стояла возле окна и смотрела на улицу. Раннее, совсем раннее утро. Сумерки. Серый дождь, серые насквозь промокшие тротуары, потемневшие от влаги стволы деревьев, превратившие осень в унылость. Запах сырости. Лужи, лужи, лужи. Много луж. И… большой апельсин.

Оранжевый зонт, как сладкая сочная долька. Воспоминаниями во рту вспыхнула вкусами детства, донесся до слуха шелест обертки, срываемой с новогодних подарков, предвкушение радости, надежность, защита, любовь и тихий родительский смех.

Откуда он только взялся? Как яркая капля в промозглой сырости и безнадеге. Оранжевый среди черного, серого. Яркий такой, как луч солнца.