Вася-василиск, или Яйцо Цинь Шихуанди

Верноподданный писк бодика-инвалида вывел Василия из полусна, он поставил себя на ноги и сделал несколько шагов, как несмазанный железный дровосек. Тут-то и началась настоящая боль в разминаемых членах. Когда он перешел к гимнастике, то сквернословил уже во все горло. Подвижность вскоре была восстановлена, но холод постоянно наступал и хватал за живое. Василий понял, что ему нужно срочно переодеться в сухую теплую одежду и, оглядев пейзаж, догадался, что поблизости нет ни магазинов готового платья, ни избушки лесника, где лесниковая дочка еще укоротит и ушьет новый костюм в перерывах между горячими поцелуями.

Он восстановил в памяти весь многовековой человеческий опыт по согреванию после холодной ванны или купания. Заползти в разъятое нутро только что убитого быка, принять горячую ванну, поразвлекаться с темпераментной брюнеткой. Какие бесполезные рецепты — по сути, нет у человечества никакого опыта. Ага, разжечь костер. Это пункт меню вполне подходит.

В кармашке трофейного бронежилета лежала зажигалка, а также мокрая и бесполезная пачка сигарет вместе с тем, что напоминало щепоть хэша. Возле озерка ничего, кроме мха не росло, но вот подальше стояли полудохлые елочки. Василий потащился к ним, страдая от боли то в замерзающих, то в разминаемых членах и используя автомат вместо клюки. Наконец калика перехожий добрался до ближайшей ели, которая по счастью оказалась сухостоем. Обломал нижние лапы, отпилил ножом те ветви, что повыше, собрал всё это и подпалил — пламя полыхнуло весело и круто. Затем скинул одежду, быстро и украдкой, как будто кто-то может увидеть — и развесил ее на ели. Берцы тоже повесил на ветку. Остался в одном бронежилете, ну и трусах семейного кроя, их уже снять не решился.

Минут на десять Василий сомлел, забылся — боль в разогреваемых членах сопровождалась блаженством поглощения тепла. Приятное забытье сменилось сладостной дрёмой курортно-островного направления: пальмы, лагуна, девушка, похожая на фрау Зингер, только чистая. Прыгает, понимаешь, с яхты в водную синь, мелькает круглой попкой. Очухался Василий, когда стало чересчур припекать — примерно как в том мусорном баке, что остался на базе джихадистов в Тарской.

Василий открыл глаза и вначале удивился, а потом ужаснулся. Пламя с костра, оказывается, перебралось на саму ель. В огне уже погибли штаны, футболка и ботинки. А вдобавок горящая елка выступала отличным маяком для всех окрестных наблюдателей, в доброту которых Василий не верил.

— Извините, что не предупредил, — стал извиняться бодик, — но я вижу только вашими глазами, а они были закрыты.

— Молчал бы уж лучше, слепая тетеря ты, а не Вергилий, — несправедливо бросил озлобившийся Василий.

Он вспомнил об автомате, выбрал селектором бронебойный заряд и пальнул в ствол, стараясь унять дрожь в руках. Ель сразу стала падать на Василия, так что он едва отскочил в сторону; одна горящая ветка пролетела в миллиметре от трусов, едва не превратив последнюю оставшуюся деталь туалета в пепел.

После падения ель не перестала полыхать, и Василий, ухватившись за еще не тронутую пламенем верхушку, потащил опасное растение к озеру. Потом, как перекупавшийся курортник, устремился на цыпочках — чтобы не поранить ступни — к костру, снова согрелся и… загоревал не на шутку.

Хотя жилет и отчасти трусы скрывали срам от нескромных взоров, брошенных потенциальным зрителем, но разгуливать по осеннему лесу с оголенными конечностями и едва прикрытыми органами было смерти подобно. Чтобы не предаваться отчаянию, Василий стал вспоминать, какие одеяния носят люди-дикари, но все воспоминания свелись к юбочке из пальмовых листьев. С пальмами в здешних краях было туго, а заменять пальмовые листья на еловые лапы казалось небезопасным ввиду неизбежного поражения иголками самых мягких частей тела.

Впрочем, бодик указал, что дикари и прочие неандертальцы, некогда обитавшие в охваченных ледниковым периодом краях, обряжались в шкуры. Однако, чтобы снять шкуру, надо иметь труп кого-нибудь мохнатого животного, ибо с живого мех не сдерешь.

Василий, морально готовя себя к убийству ни в чем не повинного животного, потащился по елочному редколесью. Здесь всё было обработано токсинами, похоже европейские колонисты не хотели дать белочкам ни единого шанса.

Скиталец преодолел сто метров под легким снегопадом и отчаялся: никакие звери по дороге не попадались. Видимо, вытравлены с многолетней гарантией. А ноги уже окоченели до безобразия.