Васил Левский

Игнатий мечется от одной мысли к другой. Ищет ответа и то находит, успокаиваясь, то вновь горит его голова и трепетно стучит сердце...

Через много лет современник Левского, болгарский поэт Иван Вазов проникнет в мятущуюся душу . и передаст ее переживания в ту ночь:

«Душе моей тесно в монашеской келье,
Когда от соблазнов, сует и веселья —
От мира уходит сюда человек,
Он каяться должен, смирившись навек.
Но совесть моя говорит мне упорно:
Покрывшись монашеской рясою черной,
Приблизиться я не смогу к небесам...
Мне кажется, в рай неизвестны пути.
Туда через келью мне вряд ли войти,
В молитве поклоны кладя дни и ночи.
И кажется мне, что пути есть короче:
Что вдовьи рыданья и слезы сирот,
Что каждого честного пахаря пот,
Что слово благое и правое дело,
Что правда, народу открытая смело,
Что братская помощи скрытой рука,
Протянутая, чтобы спасти бедняка,
Всевышнему много милей и дороже
Молений и гимнов о милости божьей.
Отныне я знаю, что близкие нам,
Что братья — не здесь, а за стенами, там;
Что в жизни есть боле достойные цели,
Чем песни о боге в монашеской келье;
Что я, в этой рясе, с большой бородой,
Тому, кто а несчастье, защитник плохой;
Что тот, кто истерзан в тюрьме палачами,
Не будет спасен никакими псалмами.
И он вместо жаркой молитвы моей
Нуждается в том, кто поможет скорей;
Что жизнь чабана — среди гор со стадами,
Измученного и жарой и дождями;
Что иго, поправшее братьев моих,
Тяжелою цепью сковавшее их,—
Мой грех. И пора мне в дорогу иную —
Покинуть обитель, для мира чужую,
И слово надежды тому принести,
Кто цепи влачит на тяжелом пути», —
Сказал и ушел.

— Пора!

Игнатий перекрестился и вышел. Теплая весенняя ночь окутала город. Все спало. Зайдя в конюшню, он взял охапку соломы, расстелил ее на каменных плитах двора от конюшни до ворот. Обвязал тряпками кованые копыта коня и вывел его за ворота...

Было это 3 марта 1862 года.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

МОНАХ СТАНОВИТСЯ ВОИНОМ

Пятый день пробирается Игнатий на запад. Позади большой и шумный Пловдив, многочисленные села Фракийской равнины, стройные минареты Софии.

За Софией на горизонте вновь поднялся родной Балкан. Дорога идет по его южным отрогам.

Места незнакомые, манящие новизной. Случайные спутники рассказывают преданья старины глубокой, дела недавних лет. Слушает Игнатий, и кажется ему, что не вода, а кровь сочится из-под камней, и ветки, словно тысячи рук, протягиваются к нему с мольбой о защите.

— О боже, есть ли такой уголок, где бы не страдал болгарин?

Ночь захватила в горах. Приютили пастухи. Овцы загнаны в кошару[25]. Костер давно погас. Не спится в теплую весеннюю ночь. Пастух приложил к губам кавал и заиграл.

Пел кавал, рассказывал о красоте родной земли, о море горя, затопившем ее: