Василевс

Утром каган снова пригласил их к себе в гости. Но теперь это был другой шатёр, обитый также шёлковыми покровами. В этом шатре, просторном, светлом и высоком, на полках стояли идолы, языческие божки, из дерева и глины, красочно расписанные, как живые, маленькие и большие. И тут же, по стенам юрты, стояли знамёна с золотой волчьей головой, явно напоминая о происхождении племени тукю. На одной из полок стояло чучело головы волка с оскаленной пастью. Застывшие в предсмертной агонии глаза хищника отражали насыщенные злобой последние его мгновения.

Каган, сидевший на ложе, которое также было из золота, уловил взгляд Зимарха, брошенный на хищника.

– Он очень умный! – сказал он уважительно о волке. – Всё носом знает!..

Он перевёл взгляд на своих телохранителей – фули, волков.

– Они как волки, лютые, безжалостные… Отбираем с детства таких…

В этот день они опять провели за столом, обсуждая за вином дела, интересующие обе стороны.

На следующий день каган принимал их в комнате, потолок которой поддерживали деревянные столбы, покрытые золотом. Посольских усадили на вызолоченное ложе с четырьмя золотыми павлинами по бокам. Перед комнатой же, на большом пространстве, рядами были расставлены телеги, на них было множество серебряных блюд и корзин, странные невиданные фигурки зверей из серебра в позах яростной борьбы, другие же с подогнутыми в летучем галопе ногами…

«Вот в этом и состоит роскошь кагана тукю!» – мелькнуло иронически у Зимарха.

– Вам, послам, у меня есть предложение, – обратился каган в этот день приёма не по теме посольства. – Я собираюсь в поход на персов! И желаю, чтобы ты, Зимарх, вместе с несколькими твоими спутниками последовал со мной в поход!.. Другие же твои служители вернулись бы в землю холиатов[140] и там ждали твоего возвращения.

В конце этого приёма каган одарил подарками посольских и отпустил их.

Зимарху же он подарил пленницу.

– Она из народа херхисов![141] – лукаво усмехнулся он.

* * *

Армия тукю, Зимарх определил её в двадцать тысяч всадников, вышла из ставки кагана и двинулась по горным долинам в западном направлении. Всадники все в доспехах, кольчугах и шлемах, повседневном одеянии, колчаны наполнены стрелами… «Да, грозная сила», – мелькнуло у него, подметившего в этом походе, что конница тукю, не имея устойчивого боевого порядка, быстро рассыпается по знаку тысяцких и отступает при опасности и так же быстро собирается в один кулак, когда нужно нанести неожиданный удар противнику… А на ночь она останавливается там, где есть вода и трава для овец и лошадей, их живого – движущегося вместе с ними военного провианта…

Он ехал на коне рядом с каганом, который не отпускал его от себя. Его же спутники, которых разрешил взять каган, ехали позади советников кагана и его телохранителей.

– По пути к нам присоединятся ещё три тумена[142], – развлекая посла от скуки, объяснял каган Зимарху…

Одна горная долина сменялась другой долиной. А широкая конная дорога всё вилась и вилась, и не было ей конца.

Вечером, когда армия становилась на ночлег, одёрнув для безопасности лагерь рогатками[143], а в темноту наступающей ночи уходили по дорогам конные разъезды, каган приглашал Зимарха к себе в шатёр, угощал его разными изысканными деликатесами и вином. Они говорили о делах, о кочевниках и племенах… Каган вспоминал всегда жужаней.

– Их разбойничьи набеги! – начинал ругаться он. – Они же, их Анахуань хан, презирал тукю! Моего отца считал за своего кузнеца, раба подневольного[144]! – слышал обычное Зимарх.

После очередной попойки у кагана Зимарх обычно уходил в свою палатку, которую ставили его помощники, падал на постель и засыпал до утра.

Утром же Зимарх со своими спутниками так же быстро собирались, чтобы не отстать от воинов кагана. Затем, пристроившись к их колонне, они отправлялись в дорогу. Начинался день, а с ним заботы и тревоги.

В один из походных дней, миновав горный перевал, армия вышла в верховья горной речки, берущей здесь начало.

– Талас! – показал каган на речку Зимарху. – После дождей она мутнеет…

Но сейчас вода в горной реке была кристально чистой, бирюзового цвета.

С левой же стороны реки открывался вид на хребет Таласский Алатау. А справа каньон становился всё глубже и глубже, узкий, с обрывистыми, почти отвесными стенками.

К вечеру армия вышла наконец-то из узкого ущелья. Река успокоилась, выйдя в широкую долину.

– Здесь, – показал Истеми на место, густо поросшее приречными тугайными зарослями.

И здесь была очередная стоянка армии Истеми. Он дал своим конным отрядам два дня на отдых.

На следующий день к этому месту подошёл караван верблюдов и конных, поднимаясь снизу вверх по Таласу. Их сопровождал конный разъезд тукю, перехвативший караван далеко отсюда, ещё на берегах озера, в которое впадала река Талас.

От лагеря тукю навстречу каравану поскакала большая группа воинов с сотником, остановила караван.

Старший разъезда доложил сотнику, что это послы персов, они идут к кагану Истеми, показал на группу добротно одетых всадников.