Василий Буслаев

Конрад принял приглашение с любезной улыбкой и первым поприветствовал королеву Франции. Его примеру последовал Фридрих. Затем, красуясь галантными манерами, перед прекрасной супругой Людовика принялись рассыпаться в изысканных приветствиях немецкие герцоги и графы.

Последним к трону королевы приблизился Василий.

– Даже свет солнца меркнет на фоне твоей дивной красоты, прелестная государыня! – с поклоном произнес Василий.

Потаня перевел его слова на французский язык.

Королева задержала свой лучистый взгляд на статном кудрявом русиче, наградив его очаровательной улыбкой. И сидя за столом рядом с Людовиком, королева то и дело поглядывала в сторону новгородца. Королеву звали Элеонора.

– Она бывшая графиня Аквитанская, – шептал Василию Потаня, сидящий рядом с ним. – Элеонора необычайно богата и очень ветрена.

– Ты-то откель знаешь про ее ветреность? – проворчал Василий. – Ты же, как и я, видишь Элеонору впервые.

– Немцы о том шепчутся, – тихо пояснил Потаня.

Сначала оба короля выпили по полной чаше за успех похода. Затем они выпили за здоровье друг друга. Потом вдруг Людовик предложил выпить за рыцарей короля Конрада, одержавших победу под Дорилеем.

Василий чуть не поперхнулся куском жареной гусятины после услышанного.

Немецкие феодалы недоуменно запереглядывались.

Конрад недовольно покусывал нижнюю губу, хмуря брови. Уж не издевается ли над ним французский король!

И только Фридрих небрежно усмехнулся, поднеся свою чашу ко рту: ему было все равно, за что пить столь чудесное вино!

Людовик заметил недовольство на лице Конрада, не укрылись от него и хмурые взгляды, какими обменивались в наступившем гнетущем молчании его высокие гости. Заметил Людовик и усмешку Фридриха Швабского.

Французы, поднявшие было свои чаши, невольно опустили их, видя, что никто из немцев не поддерживает этот тост.

– Я сказал что-то не так, брат мой? – негромко осведомился Людовик у сидящего напротив германского короля. – Разве твои воины разбили сарацин не под Дорилеем?

– С чего ты взял, брат мой, что мое войско одержало победу над сельджуками? – промолвил Конрад, не скрывая своего раздражения. – Или у вас во Франции принято так шутить?

– Я узнал об этом со слов императора Мануила, – пробормотал в ответ Людовик. – Когда мое войско подошло к Константинополю, то греки всюду только и твердили, что о битве между крестоносцами и сарацинами. Прошел слух, что Дорилей взят христианами. Значит, битвы не было?

Повисла долгая пауза.

И немцы, и французы глядели в сторону Конрада. Только Фридрих разглядывал свой опорожненный серебряный кубок да Василий с безразличным видом вытирал гусиный жир с пальцев куском грубой ткани.

– Битва была… – наконец выдавил из себя Конрад. – Но Мануил обманул тебя, брат мой. Победа осталась за сельджуками. Мы еле ноги унесли от проклятого Дорилея. – Конрад досадливо грохнул по столу кулаком. – Я потерял двенадцать тысяч воинов!

– Господь отвернулся от нас, – вставил аббат Бернар, тоже находившийся за столом. – Однако милость Всевышнего снова обратится к нашим знаменам при виде многих тысяч вновь прибывших крестоносцев, готовых сражаться за святое дело! Предлагаю осушить наши кубки за единство всех христиан против нечестивых агарян. Да будут их потомки в вечном рабстве у наших потомков!

За это охотно выпили все, сидящие за столом.

Напряженность, возникшая между двумя королями, постепенно улетучилась.

Красавица королева что-то прошептала на ухо своему супругу-увальню.

После чего Людовик обратился к Конраду с такими словами:

– Кто этот юный рыцарь, что сидит слева от тебя, брат мой? Он твой родственник?

Конрад ждал этого вопроса.

– Это русский витязь из города Новгорода, – громко сказал он, – его зовут Василий Буслаев. И хотя он мне не родственник, но обязан мне жизнью. Я ценю его за преданность и храбрость.

– О-ля-ля! – радостно воскликнул Людовик. – Мой прапрадед король Генрих был женат на дочери киевского князя Ярослава Мудрого. Так что и в моих жилах течет малая толика русской крови. Мои подданные доныне помнят добрейшую королеву Анну, дочь Ярослава. Я несколько раз посещал выстроенный ею собор в городе Санлисе. Чудесный храм! Прекрасная память о королеве Анне!

Потаня негромко переводил все сказанное королями Василию.

– И на Руси жива память о Ярославе Мудром и его дочери Анне, ставшей французской королевой, – сказал Василий. И поднял свою чашу: – За родство всех христианских государей!

Вельможи, сидящие за столом, выпили и за это.

– Один из приближенных императора Мануила, по имени Феофилакт, что-то говорил мне про свою дочь, выданную замуж за новгородца Василия, давшего обет поклониться Гробу Господню, – промолвил Людовик, осушив свою чашу. – Стало быть, это и есть тот самый Василий, взявший с собой в поход свою юную жену. Моя супруга охотно познакомится с этой отважной гречанкой. Феофилакт назвал мне имя своей дочери, но я, к сожалению, его не запомнил.

Королева вновь что-то шепнула супругу. Мясистое лицо Людовика расплылось в улыбке.

– Вспомнил! – воскликнул он. – Ее имя Доминика.