Василий I. Воля и власть

Чтобы хоть как-то обезопасить себя с этой стороны, Василий I просто запретил своим братьям жениться. Только 30 марта 1395 г. в великокняжеской семье появился первенец, названный Георгием (или Юрием, как его именуют некоторые летописцы)[52]. Но даже появление у московского князя наследника мало что меняло, и Московское княжество по-прежнему, в соответствии с завещанием Дмитрия Донского, могло перейти к брату Василия I Юрию Дмитриевичу. Необходимо было, чтобы юный княжич прошел «постриги».

«Постригами» именовался обряд первой стрижки волос княжеских детей. Обыкновенно он совершался в возрасте 3 лет и происходил в церкви с чтением особой молитвы, для чего ребенка приводил туда его крестный отец. После пострига дети переходили из женских рук в мужские. Как знак этого, мальчика сажали на коня в присутствии епископа, бояр и народа[53].

Рождение у Василия I сына Юрия.

Миниатюра Лицевого летописного свода XVI в.

Исследователи, говоря о княжеских «постригах», указывали на чрезвычайную древность этого обряда, возводя его к языческим инициациям или средневековым рыцарским посвящениям. При этом непонятным оставался вопрос: почему Церковь Древней Руси освящала своим авторитетом такой языческий обычай, как «постриги»? Ответ на него, как правило, искали в ситуации «двоеверия», обычной для этого периода истории русского общества. С этим предположением можно было бы согласиться, но оказывается, что высшие церковные иерархи не только мирились с этим обычаем, присутствуя при его проведении, но и активно участвовали в нем.

Поэтому надо искать смысл «постригов» не во внешней обрядности, а в их более глубоком значении. Вплоть до конца XIX в. в России существовал обычай, когда при вступлении на престол нового государя все подданные обязаны были принести ему присягу. Эта традиция восходила к временам Древней Руси, когда боярин при переходе к новому князю обязан был принести ему присягу. Формуляр крестоцеловальных записей, составлявшихся при клятве бояр к новому сюзерену, сохранился в одном из сборников митрополичьего архива. Из него видно, что боярин приносил присягу не только князю, но и его детям, причем не только от себя лично, но и от имени своих детей: «А мне, имярек, и детей своих болших к своему государю, к великому князю имярек, привести, и к его детем»[54].

При этом приносить присягу наследнику князя можно было только после того, как тот пройдет обряд «постригов». История Древней Руси – история сурового времени, когда человеческая жизнь, даже княжеская, могла оборваться внезапно. Если учесть, что тогдашние взаимоотношения строились исключительно на личных связях, неожиданная гибель князя могла стать катастрофой для целого княжества. Обряд «постригов» служил гранью, обозначавшей дееспособность (разумеется, ограниченную) юного княжича. В ходе него он объявлялся наследником своего отца, формальным субъектом взаимоотношений, а значит, ему можно было приносить присягу.

В тогдашних условиях трехлетний возраст княжича был определенной гарантией того, что он впоследствии доживет до полного совершеннолетия. Характерен в этом плане эпизод русской истории уже из XVI в. Когда в марте 1553 г. царь Иван Грозный сильно заболел, он потребовал от бояр присягнуть своему пятимесячному сыну царевичу Дмитрию. С этим не могли смириться многие бояре, предложившие принести присягу уже взрослому князю Владимиру Старицкому, двоюродному брату царя. И хотя в итоге почти все бояре подчинились требованию государя и присягнули Дмитрию, впоследствии оказалось, что они были правы: спустя пару месяцев царевич умер.

Вскоре после рождения старшего сына казалось, что все проблемы в семье великого князя остались позади – 15 января 1397 года на свет появился второй сын Иван[55]. Зимой 1398 г., когда старшему сыну Василия I исполнилось три года, Софья Витовтовна повезла его в Смоленск к отцу. По этому поводу московский летописец записал: «Тое же зимы княгини великаа Софья Васильева Дмитреевича ездила во Смоленскъ къ отцу своему, к великому князю Витовту, и къ матери своеи, и с детми своими и с бояры многыми, и пребысть тамо две недели, и отпущена бысть с честью и съ многыми дары, и принесе оттуду многы иконы, обложеныя златоми сребром, еще же и часть святых страстеи спасовых, иже давно принесены были въ Смоленескъ от Царягорода»[56].

Между тем внешнеполитическая ситуация в Восточной Европе быстро менялась далеко не в пользу Москвы. Витовт видел объединителем всех русских земель не зятя, а себя. Чтобы обеспечить тыл, в октябре 1398 г. он заключает договор с Тевтонским орденом, в котором заявил о своих планах получить контроль над Новгородом. На празднике в честь подписания договора Витовт был единодушно провозглашен приближенными «королем Литвы и Руси».