Эта телеграмма наштарма еще раз подтверждает, что армейским командованием даже в момент прорыва дивизии на помощь было направлено только пополнение, которое, кстати говоря, подошло на третий день после выхода из окружения в количестве 720 человек. Многочисленная переписка, длившаяся более трех недель: приказы, распоряжения и сообщения командарма и его штаба — о помощи Николаевской дивизии — есть не что иное, как попытка создать видимость предпринимаемых мер.
2 ноября радиограммой из Николаевска, где через военкома стало известно об успешных действиях Николаевской дивизии в первый же день боя, Василий Иванович приглашался председателем горисполкома от имени комиссии на собрание, посвященное 1-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, в качестве почетного гостя[425].
Но совсем по другому поводу ждали Чапаева в штабе IV армии. Командарм Хвесин, видя, что Николаевская дивизия из окружения все-таки вырвется, срочно убыл в Самару в штаб IV армии и с утра 2 ноября в спешном порядке вынес на заседание военного совета армии вопрос о Чапаеве. В протоколе № 16 в пункте 4 значится: «Постановили: 4. Переносится на 2 ноября в 7 часов вечера, когда будут готовы материалы по его делу»[426]. К вечеру «материалы» были готовы. Главным козырем в них была радиограмма Чапаева. На заседании присутствовали Линдов, Хвесин, Берзин, член Реввоенсовета Республики Кобозев, Баранов, Эльтман. В протоколе № 17 от 2 ноября записано:
«Слушали: дело Чапаева.
Постановили: 1. Дисциплинарным порядком отстранить тов. Чапаева от должности и по имеющимся документам предать суду.
2. Отстранение поручить командарму-IV тов. Хвесину.
Тов. Берзин (вновь прибывший и назначенный политкомиссаром и членом Реввоенсовета IV армии с 31 октября 1918 года. —
Тов. Хвесин: Я не могу работать в таком составе Военно-Революционного Совета и потому ухожу.
Председатель тов. Линдов: Все-таки Вы, как командарм и член Реввоенсовета, обязаны оставаться на заседании и уйти не должны.
Тов. Хвесин: Но я все-таки дальше в заседании Реввоенсовета участвовать не могу, ухожу.
Председатель: Заседание продолжается.
Тов. Хвесин ушел, а потом вернулся обратно.
Тов. Берзин предложил Хвесину повторить свои слова.
Тов. Хвесин, уже в другом тоне, продиктовал секретарю: „Я довожу до сведения Военно-Революционного Совета, что при создавшейся обстановке, при данном составе Военно-Революционного Совета работать не могу. Подаю сейчас рапорт командующему фронтом об отставке или скорейшем откомандировании меня из IV армии. В заседаниях Военно-Революционного Совета присутствую только по вопросам, касающимся меня непосредственно, как командарма“.
Тов. Берзин заявляет, что это заявление тов. Хвесина не подходящее к первому его заявлению, и повторяет первое заявление тов. Хвесина: „Вы заявили, что Вы больше при таком составе Реввоенсовета оставаться не можете и потому уходите“.
Тов. Хвесин: Я предлагаю членам Реввоенсовета относиться к своим заявлениям осторожнее, и то, что здесь говорится тов. Берзиным, далеко неправильно. И я присутствую на заседании Реввоенсовета только тогда, когда это меня касается, как только командарма»[427].