Василий Каменский. Проза поэта

Внизу в красных кафтанах двигались среди моря толпы стрельцы, сверкая саблями.

Степан земным поклоном поклонился народу на четыре стороны и последним голосом молвил:

— Прощай и прости меня, бедный люд — земля русская. Не суди строго. Добра, правды, воли желал вам и бился за это, сколь сил у голытьбы было. Носите в сердцах завет мой: крепче стойте друг за друга, кто беден да обижен царем, боярами, князьями, купцами. Кровью стойте за волю вольную и не забывайте меня — брата вашего Степана. Хорошо умирать за дело великое. Не судите. Прости, прощай, бедный люд!

Стоном застонало море людское, ревом заревело, болью нестерпимой взвыло, слезами смертными разлилось, горем захлестнулось.

Степана четвертовали.

Палач сначала отрубил ему по локоть правую руку, потом отрубил по колено левую ногу, потом левую руку и правую ногу.

Для конца палач отрубил ему голову.

Четвертовали и Фрола.

С величественной гордостью принял Степан мученскую смерть и в самую последнюю минуту, перед отрубом головы, он зорко взглянул на солнце: может быть, снова увидел и Волгу, и Жигулевские горы.

Землянка Лирическая повесть

Годы катились, как дни. Длинные, голубо-ясные, детски-беззаботные дни.

В новой жизни, точно в светлом детстве, я пою новые песни, которые рождаются сами из глубины сердца, как вырастают цветы из земли.

Каждую песню пою на свой лад.

У меня хороший, звонкий голос, но мне нет никакого дела, слушают меня или не слушают.

Как вольная птица, я пою, когда мне хочется петь, и не жду похвалы.

Вот сейчас я сижу на верхушке самой высокой сосны и, покачиваясь от легкого ветерка, распеваю о том, как чудесно жить. Да.

Жить чудесно! Подумай:
утром рано с песнями
тебя разбудят птицы —
о, не жалей недовиденного сна —
и вытащат взглянуть
на розовое, солнечное утро…
Радуйся! Оно — для тебя.
Свежими глазами взгляни на луг, взгляни.
Огни! Блестят огни!
Как радужно! Легко!
Туманом розовым
вздохни. Еще вздохни,
взгляни на кроткие слезинки
детей-цветов.
Ты эти слезы назови:
росинки-радостинки.
И улыбнись им ясным
утренним приветом.
Радуйся! Они — для тебя.
Жить чудесно! Подумай:
в жаркий полдень
тебя позовут гостить
лесные тени.
На добрые протянутые
чернолапы садись и обними
шершавый ствол, как мать.
Пить захочешь —
тут журчеек чурлит, —
ты только наклонись.
Радуйся! Он — для тебя.
Жить чудесно! Подумай:
вечерняя тихая ласка,
как любимая сказка,
усадит тебя на крутой бережок.
Посмотри, как дружок
за дружочком отразились
грусточки в воде.
И кивают… Кому?
Может быть, бороде,
что трясется в зеленой воде.
Тихо-грустно. Только шепчут
нежные тайны свои
шелесточки-листочки.
Жить чудесно! Подумай:
теплая ночь развернет
перед тобой сине-темную глубь
и зажжет в этой глуби
семицветные звезды.
Ты долго смотри на них.
Долго смотри.
Они поднимут к себе,
как подружку звезду,
твою вольную душу.
Они принесут тебе
желанный сон о возлюбленной.
И споют звездным хором:
Радуйся! Жизнь — для тебя.
Радуйся! Радуйся! Радуйся!

Еще и сегодня не увяли цветы, которыми мы вчера разукрасили свою горницу-землянку; разубрали ее молодыми ветками, белыми цветами, и она выглядела кротко, просто и красиво, как часовенка в троицын день.

Да, вчера был знаменательный день! Два года тому назад я пришел из деревни Озерной сюда — вот на этот высокий лесистый откос у речки Извивушки (собственно, ее зовут здесь иначе, а мне нравится так), увидел рыбачью заброшенную землянку, вырытую под самым верхом откоса, и поселился в ней.

Вначале я оставил землянку в общем такой, какой она была у рыбака, только выбросил из нее сгнившие нары и сделал новые да смастерил большое оконце, которое в ненастье могло закрываться.

Но потом, когда у меня появились три друга: деревенский парнишка Иоиль, из Озерной, собака Росс и дрозд Пич, я значительно расширил землянку и за эти два года мало-помалу довел свою берлогу до совершенства.