Василий Львович Пушкин

«Злой Гашпар» — А. А. Шаховской (он назван именем героя его поэмы «Расхищенные шубы»), А один убийственный стих — это знаменитый стих из «Опасного соседа»: «Прямой талант везде защитников найдет».

Василий Львович сокрушается по поводу незаслуженных издевательств его друзей и говорит о себе, неспособном друзей обижать. Какая прекрасная автохарактеристика в его стихах и какая неподдельная грусть:

Я не обидел вас. В душе моей незлобной,
Лишь к пламенной любви и дружеству способной,
Не приходила мысль над другом мне шутить!
С прискорбием скажу: что прибыли любить?
Здесь острое словцо приязни всей дороже,
И дружество почти на ненависть похоже (54).

Добрый Василий Львович от души прощает своих обидчиков и напоминает о благородных целях в их борьбе с беседчиками:

Вы все любезны мне, хоть я на вас сердит;
Нам быть в согласии сам Аполлон велит.
Прямая наша цель есть польза, просвещенье,
Богатство языка и вкуса очищенье (55).

Примечательно, что уже в 1816 году Василий Львович задает отнюдь не риторический вопрос в своем послании «К Арзамасцам»: «Но должно ли шутя о пользе рассуждать?»(54). В 1818 году «Арзамас» по многим причинам распадется: в 1816 году умрет «Беседа», со смертью Г. Р. Державина прекратятся собрания беседчиков в его доме, попытки Д. И. Хвостова возродить «Беседу» окончатся неудачей, и «Арзамасу» вышучивать будет некого. В 1818 году многие арзамасцы разъедутся из Москвы и Петербурга, так что в обеих столицах не то что шутить будет некому, но шутников останется мало. Впрочем, вернемся в 1816 год.

Получив в Петербурге послание В. Л. Пушкина, С. П. Жихарев восхитился. 22 июля 1816 года сообщал он из Петербурга в Москву П. А. Вяземскому:

«Пушкина послание получено — и право хорошо. Кассандрин протокол послужил к доброму. Жаль, что нельзя его напечатать: таких стихов Пушкин давно не писывал…» ^[460]

Восхитились посланием и другие петербургские арзамасцы. 10 августа 1816 года в коляске, направляющейся из Петербурга в Царское Село, состоялось «приятное, хотя и беспорядочное заседание Арзамасского общества»: «Двадцать две версты неслась колесница, нагруженная ими, двадцать два раза повторялось послание Вот я Васа» ^[461].

Я грешен. Видно мне кибитка не Парнас;
Но строг, несправедлив ученый Арзамас.

При этом стихе самолюбие заиграло в сердцах всех членов: сам президент, волнуемый аппетитом и запахом жареной телятины, имел, однако ж, силу легкой улыбкой изъявить свое удовольствие.

Я слух ваш оскорбил, вы оскорбили друга? Нет, добрый, милый Староста! Нет, ты нами не оскорблен, ибо мы не имели намерения оскорбить тебя; мы отказались бы охотно от всех проказ и шуток, даже от новых стихов твоих, если бы могли думать, что огорчим твое сердце, слишком чувствительное.

Что прибыли любить!
Здесь острое словцо приязни всей дороже,
И дружество почти на ненависть похоже.

Прекрасные стихи, и, к несчастью, справедливые, но только не в Арзамасе, а в свете.

Нет бурных дней моих на пасмурном закате.

Вот еще стих, достойный арзамасца: он говорит и воображению и сердцу. Но можно ли заметить все хорошие стихи нашего Старосты или записать все одобрительные восклицания Арзамасского общества. <…> Наконец все воскликнули: «Очищен наш брат любимый; очищен и достоин снова сиять в Арзамасе: он не Вотрушка; он член: Вот, он Староста: Вот я Вас, пусть он будет… Вот я Вас опять!» <…>

Так судили арзамасцы под ясными небесами царскосельскими и, решив сие важное дело, заключили заседание громким кликом: «Да здравствует Вот я Вас опять! Беседа, трепещи: опять! Опять!» ^[462].