Василий Львович Пушкин

«Дом стоял особняком на маленькой площади (Разгуляй), в конце двух Басманных, и был огромный трехэтажный; в нижнем этаже, где мы жили, стены имели два аршина толщины. К нему примыкал большой сад, в котором протекала быстрая речка Чончера, посреди сада был довольно большой и чистый пруд с островом. Далее лежали огороды с парниками, а вообще под усадьбой считалось 7 десятин.

Дом этот сгорел в 12-м году, потом был опять отстроен» ^[507].

В отстроенный заново дом 8 мая 1819 года и съехались гости.

Сальватор Тончи, который, как выразился В. Л. Пушкин, «управлял» у Пушкиных живыми картинами, — человек, во многих отношениях замечательный. С 1815 года он служил в экспедиции кремлевского строения, содействовал основанию архитектурной школы. Главное же — он был философом, поэтом, певцом, музыкантом и живописцем. Его кисти принадлежат портреты И. И. Дмитриева, Г. Р. Державина, Е. Р. Дашковой, Павла I, А. В. Суворова. Кому же как не ему было организовать постановку живых картин!

Первая картина чрезвычайно живописна. По преданию, матрона из Кампании, тщеславная и знатная, хвалилась перед Корнелией, матерью будущих героев Древнего Рима, своими драгоценностями. Корнелия же подвела гостью к колыбели, где лежали ее сыновья — Тиберий и Гай, откинула полог и сказала: «Вот мои драгоценности». Корнелию изображала Наталья Алексеевна Волконская, урожденная Мусина-Пушкина, дочь Алексея Ивановича и Екатерины Андреевны, жена Д. М. Волконского. В спектакле приняли участие ее сыновья Алексей и Михаил. Знатную матрону представляла княжна Мария Николаевна Волконская — она в 1822 году выйдет замуж за Н. И. Толстого и станет матерью Л. Н. Толстого. Будущему писателю не было и двух лет, когда умерла его мать. Портреты ее, кроме силуэта, запечатлевшего ее в детские годы, не сохранились. Л. Н. Толстой расспрашивал о ней родных, знал, что она была нехороша собой, отличалась тяжелой походкой, но была человеком высокой души. Когда в романе «Война и мир» Л. Н. Толстой писал о княжне Марье Болконской, о ее духовном облике, о ее лучистых глазах, он вспоминал свою мать, которую всю жизнь нежно любил. Письмо В. Л. Пушкина с упоминанием о том, что М. Н. Волконская участвовала в живых картинах, очень важно. Ведь о матери Л. Н. Толстого известно мало. А здесь мы видим ее в лучшем московском обществе, занятою игрою в живые картины. Вероятно, она была одета в римское платье с ниспадающими складками, украшена драгоценным убором, сверкала бриллиантами. И никто, даже она сама, не мог знать тогда, что она подарит миру великого писателя, лучшую из всех возможных драгоценностей.

Святую Сецилию (Цецилию), покровительницу духовной музыки, изображала графиня Варвара Алексеевна Мусина-Пушкина. Возле нее пели ангелы — братья Веневитиновы — тринадцатилетний Алексей и четырнадцатилетний Дмитрий, будущий поэт.

Антигону представляла Софья Алексеевна Мусина-Пушкина — ей посвящали свои стихи П. А. Вяземский и В. Л. Пушкин. Рядом с ней, в роли слепого царя Эдипа, Сальватор Тончи, по-видимому, был очень хорош. «Стройная и величавая наружность: лицо еще свежее, волоса густые и несколько кудрявые, осеребренные преждевременною и красивою сединою» ^[508], — писал о нем П. А. Вяземский.

Продолжим читать письма В. Л. Пушкина.

«Александр Львович Нарышкин в Москве, — сообщал он П. А. Вяземскому 20 февраля 1818 года. — На сих днях я провел у него целый вечер; в доме его раздолье — чего хочешь, того просишь. — Песельники, духовая музыка — Лобанова и Медведева пляшут по-русски, Новикова и Баркова — по-цыгански. Шампанское льется рекою — стерлядей ешь как пискарей. Апельсины вместо кедровых орехов, одним словом — разливанное море, и хозяин — настоящий боярин русской. Я полагаю, что так живал в старину Матвеев, родитель Натальи Боярской дочери» (220–221).

Отчего бы и в самом деле не вспомнить В. Л. Пушкину повесть Н. М. Карамзина «Наталья боярская дочь», герой которой боярин Матвеев зазывал к себе в праздники гостей:

«Тут в одну минуту являлись на столах чаши и блюда, и ароматический пар горячего кушанья, как белое тонкое облако, вился над головами обедающих. Между тем хозяин ласково беседовал с гостями, узнавал их нужды, подавал им хорошие советы, предлагал свои услуги и, наконец, веселился с ними, как с друзьями» ^[509].

Гастрономический натюрморт, на фоне которого изображен В. Л. Пушкиным «первый гастроном своего времени» (определение С. П. Жихарева), не менее выразителен, чем описание трапезы в карамзинской повести. Отсылка к герою этой повести заменяет характеристику А. Л. Нарышкина. С. П. Жихарев так писал об Александре Львовиче (любопытно, что его слова перекликаются с приведенными выше текстами и В. Л. Пушкина, и Н. М. Карамзина):