Василий Львович Пушкин

Толки о карамзинской истории — в письмах В. Л. Пушкина, восторженного почитателя историографа. Но прежде, чем мы к ним обратимся, несколько слов о суждениях близких к Н. М. Карамзину людей.

П. А. Вяземский считал Н. М. Карамзина М. И. Кутузовым 1812 года: историк спас Россию от нашествия забвения собственной истории. Сказано точно: после победы России в Отечественной войне 1812 года в обществе остро ощущалась потребность исторического самосознания. Труд Н. М. Карамзина — «нашего Ливия», «нашего Тацита» — отвечал на этот, как сказали бы сегодня, вызов времени. Недаром участник войны 1812 года Ф. И. Толстой-Американец признавался в том, что, только прочитав «Историю государства Российского», он узнал, что у него есть Отечество.

В. А. Жуковский увидел в «Истории…» источник вдохновения и славы, и он оказался прав: вспомним хотя бы трагедию А. С. Пушкина «Борис Годунов», источником которой было сочинение Н. М. Карамзина.

Огромный интерес и восхищение вызвала «История…» у И. И. Дмитриева и К. Н. Батюшкова. В послании В. А. Жуковскому 1818 года А. С. Пушкин писал о Батюшкове-читателе карамзинского труда:

Смотри, как пламенный поэт,
Вниманьем сладким упоенный,
На свиток гения склоненный,
Читает повесть древних лет! (II, 535).

Сочинение Н. М. Карамзина, основанное на тщательном изучении многочисленных исторических источников, было не только трудом историка, но и произведением выдающегося писателя. Кроме того, — и это очень важно, — Н. М. Карамзин писал об исторических событиях, соединяя свое описание с нравственной оценкой этих событий. Любовь к Отечеству, желание добра любезным соотечественникам, вера и надежда на лучшее будущее для России — всё это есть в «Истории государства Российского». Позволим себе заявить, что не только давняя, искренняя и глубокая любовь к Н. М. Карамзину, но и понимание того литературного подвига, который он совершил, стоят за восторгами В. Л. Пушкина.

«История Российская вся уже раскуплена в Петербурге, и здесь ее продают дорогой ценою. Я читаю ее с восхищением и просиживаю за нею целые ночи, — писал Василий Львович П. А. Вяземскому 20 февраля 1818 года. — Каченовский отдает справедливость трудам Николая Михайловича и преклонил, так сказать, перед ним колена; я за это начинаю любить его. Вигель (Ивиков Журавль) пишет к Блудову, что многие в Петербурге называют „Историю Российского государства“ славнейшим произведением нынешнего века (что согласно с мнением моим и в чем, кажется, и сумнения нет), а что некоторые критикуют предисловие, утверждая, что он в нем предсказывает падение нашей империи, что Автор мало говорил похвального о предках наших и что в новой истории слишком много ссылок и примечаний. Разумеется, что сии критики — сущие невежды и глупцы и что они помрачить славы нашего Ливия не могут. Графиня Катерина Алексеевна Мусина-Пушкина удивляется, что Николай Михайлович не прислал ей ни одного экземпляра своей истории, и признаться надобно, что и для меня это удивительно. Он пользовался многими рукописями, находящимися у гр. Алексея Ивановича, и, кажется, нельзя было ему о том запамятовать, тем более, что он прислал два экземпляра, один Булгакову, а другой Малиновскому» (219–220).

Профессор Императорского Московского университета по русской истории, статистике, географии, русской словесности, издатель «Вестника Европы» Михаил Трофимович Каченовский недолго оставался коленопреклоненным. Он выступил с критикой Н. М. Карамзина, которая возмутила И. И. Дмитриева, П. А. Вяземского (написавшего на Каченовского четыре убийственные эпиграммы) и, разумеется, В. Л. Пушкина. Василий Львович тоже «вооружался» против Зоила эпиграммами, призывал П. А. Вяземского «втоптать его в г…» (чрезвычайно редкий случай использования в его письмах ненормативной лексики), начал сочинять, но так и не сочинил «Разговор с журналистом». Перипетии борьбы с М. Т. Каченовским и другими противниками историографа — в его письмах.

«Почтенный наш Николай Михайлович остается в Петербурге еще на зиму, — писал В. Л. Пушкин 2 августа 1818 года П. А. Вяземскому, — а мне сдается, что он и воочию там жить будет. История Российская печатается вторым тиснением и, кажется, с некоторыми прибавлениями. Каченовский беснуется, Мерзляков пьянствует с досады, Кутузов (П. И. Голенищев-Кутузов. — Н. М.) в исступлении. Ура!» (236).

А как негодовал Василий Львович на брань А. М. Пушкина! Правда, нет правил без исключений. К критическим замечаниям княгини Е. И. Голицыной, красавицы, которой был увлечен его племянник, В. Л. Пушкин просто не мог не отнестись снисходительно: