Василий Львович Пушкин

Но вот обшивни миновали Кузнецкий мост, уставленный каретами, и выехали на вал. Когда-то здесь действительно был земляной вал, окружавший центр Москвы. А потом здесь разбили бульвары — Никитский и Тверской, излюбленное место прогулок москвичей, где не раз прогуливался Василий Львович, восхищая всех своим изысканным туалетом. Тверской бульвар давно снискал себе заслуженную славу. В 1809 году в журнале «Московский вестник» было напечатано стихотворение, которое так и называлось — «Слава бульвара»:

Бульвар, утеха всей столицы,
Собранье редкостей, красот,
Где льются были, небылицы,
Где торжество дурачеств, мод;
Где клуб политик свой находит,
Где воин шпорами разит,
Где флегм, насупя шляпу, бродит,
Где франт уродливо лежит;
Где смесь бояр, вельможей знатных
С поселянином и купцом,
Горбатых, стройных и не статных,
Где смесь и умного с глупцом;
Где нимфы радости постылой
Берут с проказников оброк,
Где добродетель также милой
Себе находит уголок…^[281]

Василий Львович не стал описывать Кузнецкий мост, Тверской бульвар — «мимо, читатель, мимо!». Мимо Арбата и Поварской, где селилась дворянская Москва и где не раз бывал В. Л. Пушкин. Скорее туда, в пригород Москвы — Кудрино и Подновинское предместье, где весной ставились качели и карусели, устраивались народные гулянья. Туда, где приютился домишко с «нимфами радости постылой». Там ожидает наших героев соблазнительное приключение.

По-видимому, одна из задач сочинителя — передать само движение. Кони несутся по московским улицам как вихрь. Девка, которой так и не удалось совратить повествователя, по лестнице бежит, а вслед за ней бежит и ее гость. Драка — это само движение. Выбравшись из борделя, повествователь резво скачет уже на своих двоих и, как загнанная лошадь, наконец-то достигает своего дома. Уф!

В сюжете «Опасного соседа», в тексте поэмы, в отдельных ее деталях много пародийных отсылок к европейской и русской литературе, иронических параллелей с произведениями мировой культуры. Эрудиция европейски образованного человека дает о себе знать. И это только украшает московскую поэму В. Л. Пушкина.

Начнем с Никола Буало-Депрео — французского поэта, критика и теоретика классицизма. Он являлся незыблемым авторитетом для карамзинистов в оценке литературных произведений. Его стихотворный трактат «Поэтическое искусство» ориентировал их на эстетические нормы, которых следовало придерживаться сочинителю, вооружал критериями хорошего вкуса. Буало привлекался в союзники Н. М. Карамзиным и писателями его школы в борьбе за литературный язык, который широко включал галлицизмы. Буало заявил и нравственные позиции в литературной полемике, различая в противнике автора и человека. Неслучайно В. Л. Пушкин, отвечая на личные выпады А. С. Шишкова, обвинявшего его в безнравственности и отсутствии патриотизма, взял эпиграфом к посланию «К Д. В. Дашкову» стихи из IX сатиры Буало: «Осуждая его сочинения, изливал ли я в ужасных выражениях на его жизнь опасный яд? Буало. Сатира IX» (301). Ссылка на авторитет Горация, автора «Искусства поэзии», и Буало есть в послании «К В. А. Жуковскому»:

Вот мнение мое! Я в нем не ошибаюсь
И на Горация и Депрео ссылаюсь:
Они против врагов мне твердый будут щит… (37).

Василий Львович знал творения Буало не понаслышке. Знал он и его третью сатиру, в которой речь шла о том, как один бедолага попал на обед, литературный спор закончился дракой, и перепуганному рассказчику (от его лица ведется повествование) ничего не оставалось делать, как убежать и поклясться не бывать больше на подобных пирах. В 1819 году, рассказывая в письме П. А. Вяземскому об одном обеде, В. Л. Пушкин заметил по-французски: «Это был обед по Буало» (253). В «Опасном соседе» — близкий к сатире Буало зачин: заявление «Я все перескажу» сродни намерению дать возможность некому собеседнику, расспрашивающему о причине печали, выслушать рассказ о несчастном происшествии. Сцена драки в поэме Василия Львовича во многих подробностях похожа на драку в сатире Буало. Впрочем, все драки похожи друг на друга: в ход идут кулаки, летит посуда, опрокидывается мебель. Сравним:

Стол весь под ноги упал, блюды, ножи, вилки,
Кушанье все пролито, разбиты бутылки…^[282]

(Перевод Антиоха Кантемира)

… подсвечники летят,
И стулья на полу ногами вверх лежат (29).