Василий Пятов

Варя, сама того не зная, нанесла своей гостье удар по самому больному месту. Госпожа Русилович хорошо знала жену Невельского, знала, что эта маленькая и хрупкая на вид женщина самоотверженно перенесла вместе с мужем все трудности и опасности его экспедиции на далекий Амур. О Невельской с откровенным восхищением говорили в морских кругах Петербурга. При встрече с ней Клара Ивановна всегда чувствовала ужасную, повергавшую ее в отчаяние неловкость и смущение. Она с трудом признавалась себе, что завидует этой женщине. Но это было не совсем так… К жгучему чувству зависти примешивалось сознание огромного морального превосходства над собой светлой, прямой и мужественной натуры Екатерины Невельской. За это чувство унижения перед ней и ненавидела ее Клара Ивановна.

И вот теперь Варя не только вновь вызвала в ней это чувство, но и прямо указала на его первоначальный и главный источник. Это было слишком даже для такой опытной и умевшей владеть собой женщины, какой была госпожа Русилович. Наигранная улыбка исчезла с ее лица, уже с раздражением и злостью она продолжала:

— А вы… а вы просто глупы и ничтожны в своих рассуждениях о морали и патриотизме. И вовсе я…

Но тут она опомнилась, быстро поднялась со своего места и, направляясь к двери, презрительно бросила через плечо:

— Я так и знала, что мой визит ни к чему не приведет: кого Юпитер хочет наказать, того он лишает разума!

Варю в первый момент ошеломила та внезапная перемена, которая произошла с гостьей, но в последней фразе она почувствовала ее оскорбительный смысл. Варя вспыхнула от негодования и громко сказала, когда госпожа Русилович уже открыла дверь в коридор:

— А вас он, кажется, лишил чести и совести.

Госпожа Русилович в ответ изо всех сил швырнула дверью и бросилась к выходу из Пассажа. В подъезде она столкнулась с Пятовым. Он с удивлением посторонился и пропустил ее.

Войдя к себе в комнату, Василий Степанович увидел, что Варя лежит на кровати и горько плачет.

— Варенька, что случилось? — с тревогой спросил он, обнимая жену.

Варя рассказала ему о визите незнакомки.

— Это англичанин ее подослал, — задумчиво сказал Пятов. — Ну, а ты у меня молодец, больше эта барынька сюда не сунется. Зато у меня, Варя, такая радость, — добавил он, — такая, что я даже шел всю дорогу осторожно, чтобы не расплескать ее, ей богу!

Варя улыбнулась сквозь слезы и сказала:

— Ну, рассказывай, Вася, а то у меня на душе совсем никакой радости нет.

— А вот слушай, и радостно и смешно.

Он поудобнее уселся на кровати, а Варя снова прилегла, не выпуская его руки из своей, и приготовилась слушать.

— Нашел я, значит, этот журнал, — начал он. — Захожу в переднюю, вижу, какой-то господин одевается, а лакей ему помогает. «Пальто давай», — говорит барин. «Холодно», — отвечает лакей и подает шубу. «Пальто, тебе говорят». — «Холодно», — и опять шубу дает. Барин шубу—на пол, говорит: «Давай пальто!» Лакей ворчит, подает пальто и меховую шапку. «Шляпу», — говорит барин, а лакей опять: «Холодно». — «Тебе говорят — давай шляпу!» — «Холодно». Барин опять шапку на пол. Тут я уже вступаю, говорю: «Господина Некрасова видеть можно?» А лакей сразу и отвечает: «Спит». Тут уж барин на него сурово так посмотрел и говорит: «Ты что, Василий, окончательно спятил? — и мне: — Я Некрасов». — «Так вы ведь в типографию спешите, Николай Алексеевич, — говорит лакей, — а этот господин в редакцию пройти может».

Варя не выдержала и рассмеялась. Пятов с улыбкой провел рукой по ее волосам и продолжал: