Читаем Василий Шуйский полностью

В Москве обвиняли во всем происшедшем тех, кто ранее поддержал Дмитрия, начиная с самого его появления в Речи Посполитой. Тем более, что главный свидетель — сандомирский воевода Юрий Мнишек — находился в русской столице. Его и решили расспросить в первую очередь, чтобы получить дополнительные аргументы для обвинения короля Сигизмунда III. Боярская дума принимала воеводу Юрия Мнишка в Кремле еще до официального венчания Василия Шуйского на царство. Собственно говоря, это был не прием, а вызов на допрос, где, как записал человек из свиты Мнишков, «всю вину за смуту, происшедшие убийства, кровопролитие они возлагали на пана воеводу, будто бы все это произошло из-за того, что он привел в Москву Дмитрия (которого они называли изменником)». Московских бояр и, конечно, князей Шуйских интересовало, «каким образом тот человек в Польше объявился», «почему его пан воевода к себе принял», «почему король его милость дал деньги», «почему же его пан воевода сопровождал», «почему же кровь проливал», «почему же верил, что он настоящий», «почему же грамот от нас не ждал…?»[183] Однако воеводе Юрию Мнишку удалось легко оправдаться тем, что в самом Московском государстве приняли Дмитрия за своего государя, устранив тем самым любые сомнения в том, что он настоящий царь.

Всего несколько дней продолжался переходный период, пока князь Василий Шуйский не стал очевидно забирать в свои руки власть, доставшуюся ему по праву первенства в организации переворота. 19 мая 1606 года на московском престоле появился новый царь Василий Иванович. Бывший глава заговора так спешил воцариться, что совершил непоправимую ошибку, устранив от выбора нового царя представителей «всей земли». На московской улице обсуждались тогда несколько кандидатур на трон, но никакой предвыборной борьбы не случилось.

Почти при каждом династическом повороте за последние двадцать лет князья Шуйские оказывались на грани жизни и смерти, их отправляли в опалу, приговаривали к казни. Снова дожидаться для себя такой участи князь Василий Иванович Шуйский не мог. Потому он и не устраивал никаких «предъизбраний», не приучал к себе подданных щедрыми пожалованиями и демонстрацией силы, как это было при вступлении на престол Бориса Годунова. От выбора князя Василия Шуйского до венчания на царство 1 июня 1606 года прошло совсем немного времени, которого было явно недостаточно для правильной организации земского собора. Да и думал ли новый царь о созыве такого собора? С царем Василием Шуйским в Москву возвращался консервативный, почти удельный порядок власти, отделенной от «мира», начинавшего чувствовать свою силу. Совсем не случайно, вступая на престол, новый царь Василий Шуйский в обоснование своих прав обратился к генеалогическим доказательствам из далекого прошлого. Главным аргументом стало его действительное, а не ложное, как у самозванца, происхождение от Рюриковичей: «понеже, он, великий государь, от корени великих государей наших царей и великих князей Росийских — от великого князя Рюрика, иже от колена Августа кесаря Римского, и равноапостолного великого князя Владимера, просветившего Рускую землю святым крещением, и от достохвалного царя и великого князя Александра Ярославича Невского; от сего убо прародители твои, великие государи, на уделы переселиша на Суздальское княжение, яко же обычай бе меншим братиям на уделы садитися, и сих сродник ваших начальных государей корень пред ста».

Но одних генеалогических аргументов принадлежности суздальского князя к «корню» ушедшей династии Рюриковичей было явно недостаточно, чтобы успокоить жителей Московского государства и вернуть их к привычным царским образцам. Очень скоро жизнь отменила эти наивные представления, вдохновившие князей Шуйских и тех, кто поддержал их во время захвата власти. Подданные царя Василия Ивановича с первых шагов хвалили своего самодержца за «премножество мудрости, и за поборательство истинны, и за неизреченную милость ко всем человекам»[184]. Но этикетная формула похвалы идеального государя еще должна была пройти проверку временем. Отныне царь Василий Шуйский должен был постоянно убеждать жителей Московского государства в том, что они не ошиблись, избрав его на царство. А сделать это оказалось сложнее всего, потому что никакого выбора у них и не было. Имя прежнего самодержца тоже никуда не исчезло из душ бывших подданных царя Дмитрия Ивановича. Спор пришедшего к власти князя Рюриковича со свергнутым ложным царевичем «Рюриковичем» оказался неоконченным.

Глава пятая

Шапка Мономаха

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары