Василий Шукшин как латентный абсурдист, которого однажды прорвало

Главный патологоанатом Москвы, прилетевший для вскрытия, в анамнезе написал: „Сердечная недостаточность“. Но у вдовы Лидии Федосеевой-Шукшиной до сих пор хранятся кардиограммы кремлевских врачей, снятые за месяц до событий, которые показывают, что сердце писателя было здоровым.

Перед смертью Шукшин был у тещи в Ленинграде по издательским делам, и выглядел он прекрасно: свежий, красивый, молодой. „Тело его играло. Он не был усталым, погашенным“.

Вспоминает Александр Панкратов-Черный:

— Жора Бурков говорил мне, что не верит, что Шукшин умер своей смертью. Василий Макарыч и Жора в ту ночь стояли на палубе. И так получилось, что после разговора Шукшин прожил всего 15 минут. Василий Макарыч ушел к себе в каюту веселым, жизнерадостным. И сказал Буркову: „Ну тебя, Жорка, к черту, пойду попишу“. Потом Бурков рассказывал, что в каюте чувствовался запах корицы. Запах, который бывает, когда пускают „инфарктный“ газ. Шукшин не кричал, а его рукописи, когда его не стало, были разбросаны по каюте. Причем было уже прохладно, и, вернувшись в каюту, ему нужно было снять сапоги, галифе, гимнастерку: Василия Макарыча нашли в нижнем белье, в кальсонах солдатских. Он лежал на кровати, только ноги на полу. Все говорили, что Шукшин был очень аккуратным человеком».

«Инфарктный газ» почему-то фигурирует в интернете только в связи с представленным выше эпизодом. Ещё заметим, что для курильщика и выпивальщика, чрезмерно отдающегося работе, вдобавок любителя кофе («Шукшин выпивал по банке кофе за ночь»), умереть в 45 лет от внезапной сердечной недостаточности — это нормально.

* * *

Вот отрывок из автобиографической повести Юрия Нагибина (1920–1994) «Тьма в конце туннеля», рассказывающий о том, как Нагибин совершил насилие над Василием Шукшиным на почве межэтнических отношений:

«В Доме кино состоялась премьера фильма Виталия Шурпина „Такая вот жизнь“, в котором Гелла играла небольшую, но важную роль журналистки. С этого блистательного дебюта началось головокружительное восхождение этого необыкновенного человека, равно талантливого во всех своих ипостасях: режиссера, писателя, актера. И был то, наверное, последний день бедности Шурпина, он не мог даже устроить положенного после премьеры банкета. Но чествование Шурпина все же состоялось, об этом позаботились мы с Геллой.

В конце хорошего вечера появился мой старый друг режиссер Шредель, он приехал из Ленинграда и остановился у нас. Он был в восторге от шурпинской картины и взволнованно говорил ему об этом. Вышли мы вместе, я был без машины, и мы пошли на стоянку такси. Геллу пошатывало, Шурпин печатал шаг по-солдатски, но был еще пьянее ее.