В Москве великокняжеская свадьба была назначена на воскресенье, 4 июня 1452 года (29, 208; 33, 155). В церковном календаре этот день — первое воскресенье после Троицы — именовался «Неделей всех святых». Предшествующая ему седмица была «сплошной», то есть праздничной. Царские врата в храмах были открыты, и ежедневно совершались крестные ходы. По случаю всеобщего ликования отменялись посты в среду и пятницу. Словом, это было лучшее время для торжеств, связанных с бракосочетанием наследника московского престола. На следующий день после свадьбы, в понедельник, уже начинался Петров пост, продолжавшийся до дня памяти апостолов Петра и Павла (29 июня). В более поздние времена Церковь не разрешала венчать в «заговенье», то есть канун поста. Однако в XIV— XV веках это правило ещё не имело обязательной силы.
По свидетельству Софийской Первой летописи, венчали державную чету архимандрит Спасского монастыря в московском Кремле Трифон (в недавнем прошлом — кирилловский игумен, освободивший Василия II от присяги Дмитрию Шемяке в конце 1446 года) и протопоп Успенского собора Кирьяк. Из этого следует, что ко дню свадьбы в Москву ещё не вернулся митрополит Иона, отправившийся зимой 1450/51 года в Литву. Тамошние православные иерархи по распоряжению польского короля и великого князя Литовского Казимира поначалу признали Иону своим духовным главой. Лишь позже, в середине 1458 года, Литва обрела собственного митрополита — некоего Григория, ученика и протодьякона изгнанного из Москвы в 1441 году митрополита-униата Исидора. С этого времени церковное единство между Северо-Восточной и Юго-Западной Русью окончательно распадается.
Через два месяца после свадьбы Ивана в княжеской семье праздновали ещё одно радостное событие. 1 августа (по другим данным — 8 августа) 1452 года появился на свет ещё один сын Василия Тёмного и Марии Ярославны — княжич Андрей Меньшой (31, 262). Как и его тёзка Андрей Большой, он был назван в честь святого Андрея Стратилата, память которого совершалась 19 августа.
Вскоре, однако, тревожная весть прилетела из Тверской земли. В воскресенье 10 сентября 1452 года Дмитрий Шемяка «пришёл на Кашин город изгоном, города не взял, а посади пожёгл» (25, 495). Это была месть Борису Тверскому за дружбу с Василием Тёмным. Однако мужественное сопротивление тверских наместников обратило нападавших в бегство (17, 330). В погоню за Шемякой тверской князь послал большое войско, от которого Галичанин скрылся где-то «в пустых и непроходимых местех» (17, 332). Зимой 1452/53 года он вернулся в Новгород и обосновался в княжеской резиденции на Городище (27, 193). Тщетно митрополит Иона писал грозные послания новгородскому владыке Евфимию II (1429—1458) с требованием признать великим князем Василия Тёмного и «ни пити, ни ести» с отлучённым от церкви Дмитрием Шемякой (47, 201). Новгородские «золотые пояса» считали полезным для себя оказывать покровительство мятежнику и тем затягивать московскую смуту как можно дольше.
Год 1453-й поначалу приносил великокняжескому семейству одни беды. 9 апреля полыхнул страшный пожар, вновь испепеливший московский Кремль. Впрочем, к пожарам в Москве уже почти привыкли. Ярче запомнилось другое, семейное несчастье. 5 июля скончалась, приняв схиму, старая княгиня Софья Витовтовна (31, 262; 33, 155; 35, 273).
Примерно за год до кончины Софья составила завещание, текст которого с некоторыми утратами сохранился до наших дней. Княгиня предстаёт в этом документе как рачительная хозяйка, владелица многих сёл и деревень, часть которых она «прикупила» уже после кончины мужа. При распределении наследства между внуками Софья явно отдала предпочтение своему любимцу Юрию. Старшему же, Ивану, бабушка оставила «святую икону Пречистую Богородицю с пеленою» и несколько сёл во Владимирской земле (10, 176).