22 марта 1410 года, накануне Пасхи, Фотий прибыл в Москву. Здесь он нашёл ту же печальную картину, что и в Киеве. «Митрополичий дом» — как называли в то время всё хозяйство митрополичьей кафедры — был разграблен, митрополичьи сёла обезлюдели. Трудно было найти ответственных за грабёж. Всё сваливали на разгром Северо-Восточной Руси в нашествие Едигея (декабрь 1408 года) и набег на Владимир царевича Талыча (1410). Деятельность Фотия затруднялась падением авторитета константинопольского патриарха. В одном из своих посланий (1393 год) патриарх Антоний упрекал московского князя Василия I в отсутствии должного уважения по отношению к Константинополю. Дошло до того, что имя византийского императора в Москве перестали упоминать на великой ектении. В ответ на эти упрёки москвичи только посмеивались и пожимали плечами. Нравы Царьграда и его безвыходное положение были хорошо известны в Москве.
Василий Дмитриевич встретился с Фотием, посочувствовал его горю. Князь оценил достоинства митрополита. Одно из них состояло в том, что Фотий был «учителей», то есть считал своим долгом обращаться к пастве с посланиями по разного рода нравственным и дисциплинарным вопросам. В настоящее время известно 46 произведений, надписанных именем митрополита Фотия (53, 8). Никто из киевских митрополитов до Фотия не имел достаточно способностей и желания для такого количества сочинений. Послания Фотия носят компилятивный характер и состоят главным образом из фрагментов Священного Писания и творений Отцов Церкви (53, 19). Однако иногда он поднимается до ярких образов. Рассуждая об ответственности христиан перед Богом, Фотий с горечью восклицал: «Блюдитеся убо, възлюбленнии, яко дние лукави суть, и время своих слуг поставлеет. И не чудитеся, взлюбленнии о Господи, аще пастырие образом суще, паче же волцы быша» (53, 116).
Летописец высоко оценил митрополита: «Бе же Фотий митрополит смыслен зело и добродетелен и мужествен» (23, 34).
Митрополит мог бы привести пример того, какие «лукавые» времена на дворе, из своего собственного опыта. Во время подготовленного нижегородским князем Даниилом Борисовичем набега татарского царевича Тальпа на Владимир (лето 1410 года) он едва не попал в плен к татарам. Только в последний момент митрополит узнал об опасности и при помощи своих доброхотов укрылся в лесах в окрестностях Сенежских озёр близ Владимира.
Посланное из Москвы войско обратило в бегство татар Тальпа. Отслужив панихиду по убиенным, Фотий поспешил в Москву...
Сотрудничество великого князя Василия Дмитриевича и митрополита Фотия изначально было связано с головокружительным матримониальным проектом: женитьбой старшего сына константинопольского императора Мануила II Палеолога (1391—1425) Иоанна на дочери Дмитрия Донского и сестре Василия I Марии.
Браки между русскими князьями и византийскими принцессами были большой редкостью и до прихода монголов (63, 366, прим. 3). С приходом же «поганых» они прекратились вовсе. Русь рассматривалась всем христианским миром как улус Золотой Орды. Родниться с монгольскими данниками не желал ни один европейский правитель. Единственный «международный» брак, на который могли рассчитывать русские князья, — женитьба на знатной монголке в Орде. Но такой союз для русского князя всегда был отравлен горьким привкусом унижения.
Можно думать, что в Москве Фотий выполнял роль свахи. Отправляя его на Русь, Мануил поручил митрополиту обговорить матримониальное дело с великим князем Московским. Грекам нужны были русские деньги, чтобы поддерживать существование остатков некогда великой Византийской империи. Император лелеял столь же фантастический, сколь и заманчивый для греков план: при помощи русских убедить хана Золотой Орды напасть на турок с востока и тем спасти Империю.
Несмотря на детский возраст княжны Марии (которой было тогда всего десять лет), план стали проводить в жизнь (28, 55). В 1411 году невесту «отпустили» в Константинополь ко двору императора Мануила. Василий Дмитриевич спешил. Отблеск византийского величия должен был укрепить его положение как главы всего сообщества русских князей.
Однако, как это часто бывало в истории, хитроумные планы правителей разрушила случайность. Прожив в Константинополе три года, русская принцесса скончалась от морового поветрия. Её жених Иоанн VII Палеолог имел долгое и беспокойное царствование (1425—1448). Не знаем, вспоминал ли он свою малолетнюю русскую невесту. Но русская история сохранила этот несостоявшийся брак как некую историческую мечту. Исполнение московско-византийского брачного проекта в силу неблагоприятных обстоятельств пришлось отложить на полторы сотни лет. В 1472 году византийская принцесса Софья Палеолог станет второй женой московского великого князя Ивана III...