Василий Теркин

Так и должно случиться. Павла Захаровна все это прекрасно замечает — и ничто в доме не делается без ее надзора и согласия, хотя она и не выходит почти из своей комнаты. Ей известны и послеобеденные сидения у сестры Марфы, угощение наливками, гадание в карты. У

Марфы — склонность к крепким напиткам. И до мужчин она всегда была слаба… Замуж вовремя не попала. Потом — лет уже за тридцать — разрешила себе.

Павле Захаровне все известно… Знает она, зачем сестра ездила и в Москву, лет больше десяти назад… Скрыть свой грех. Ребенок, к счастью, умер. И потом у Марфы были связи. Добро бы со стоящим народом!.. А то со всякой дрянью, с сыном дьякона, с письмоводителем исправника. Она всегда была простовата, жила в спанье, в наливки да в свои "фигли- мигли"! И она перед землемером тает… Даже противно смотреть.

Но все это Павла Захаровна терпит.

Почему?

Что ей раз запало в душу — то с ней и умрет. Не могла она вынести соперничества с невесткой. Брат Иван Захарыч — моложе ее на несколько лет — жил всегда ее умом, нужды нет, что остался рано на полной воле, главным наследником двух вотчин. Она не допустила бы его до всех глупостей, какие он наделал с тех пор — вот уже больше двадцати лет — если б не пошла на сделку с самой собою, с своей женской злобностью. Надо было вытравить из его сердца любовь к жене. Та его обошла. Из бедных чиновничьих дочерей — какого-то станового пьянчужки дочь — в пепиньерках была оставлена в институте. Он приехал на выборы, бывал у какой-то классной дамы в гостях, влюбился и сейчас же, не спросившись у нее, старшей сестры, вернулся оттуда женихом. Она затаила в себе эту обиду. Все семь лет его женатой жизни она провела в другой усадьбе; в явной ссоре с матерью Сани не была, но не прощала обиды и ждала часа отместки. Невестка умерла, точно в угоду ей. С памятью жены Иван Захарыч слишком носился… И эту память ей удалось-таки затемнить. Чтобы быть в ладу с своей совестью, она и себя уверила в том, что невестка обманывала мужа, что Саня и "не думает" быть дочерью

Ивана Захарыча. С тех пор он опять стал ее стр.348 младшим братом, жил под ее надзором. Только бы он вдругорядь не женился. Ну, и надо было допустить его до незаконной связи. Она все знает: у него в городе "мам/ошка" и двое детей. Усыновлять он их не посмеет без ее разрешения, да и не пожелает. Это семейство с левой стороны он обеспечил — заложил землю другой вотчины, купил им домик и сделал вклад в местный дворянский банк. Денег он прожил в последние десять лет прорву, и не на одно это. Усадьба, где они живут, с парком, — тоже заложена… Проценты платит он с трудом… Ей и сестре Марфе он задолжал по пятнадцати тысяч — все их достояние. Кроме выкупных свидетельств, у них за крестьянским наделом осталось по двести десятин плохой землицы, и они ее продали по частям.

Иной раз ее страх разбирает — ну как брат совсем разорится?.. Что им с сестрой делать из сохранных его расписок? Но она еще не рехнулась. Теперь — самый настоящий момент подошел. Не заложен лес — большой, в несколько тысяч десятин… Она и настояла на том, чтобы пригласить ученого землемера и разбить лес на участки, привести в известность и продать. Тут она плошать не будет, и свой, и сестрин капитал возвратит; коли на то пошло, и расписки представит ко взысканию. До этого он себя не допустит. Усадьба и парк — только обуза: никакого не дают доходу, а стоят не мало, да еще за них надо платить проценты. Брат держится за них из одного дворянского гонора, потому что они ему достались от дальнего родственника, какого-то богача и магната; за их части он выдал им деньгами. И лес — тоже родовой. Продать надо и то, и другое. Капитал — за уплатой тридцати тысяч сестрам — он скоро спустит. И останется у него дальняя вотчина со старинной усадьбой. Туда и переселятся жить. Проценты не на что будет платить и за нее. Они с сестрой выкупят имение, когда его банк назначит в продажу. Вряд ли у брата останется еще, к тому. времени, хоть тысчонка рублей. Что ж! И будет жить у нее, Павлы Захаровны, на хлебах… Или уйдет к своей сударушке, если не сумеет ужиться.

Главное — Сане, дочери ненавистной невестки, не достанется ни одного вершка из родовых угодий. Брат охладел к ней давно — и только играет роль ее отца, не хочет показать, что он носился столько лет с чужим ребенком. стр.349

Вот тут-то так кстати и пожаловал этот землемер. Остальное идет как по маслу. Марфа их сводит, приучает Саню к наливке, сама рада-радешенька — только чтобы ей около смазливого мужчинки посидеть лишний разок. Тот — ловкач, своего не упустит. Не пройдет и месяца, как девчонка заблудится с ним где-нибудь в парке. Тогда разговор короткий — надо выдавать за землемера… Выбросить ей на приданое несколько тысчонок — и довольно!.. Чего же она больше заслуживает? В мать пошла. С развратными наклонностями. Туда ей и дорога! Будь у этой толстой, чувственной девчонки в голове мозг, а не сенная труха, она бы знала, как ей себя вести и как оградить сколько-нибудь свои права. У этой подурухи менее мыслей, чем у птицы.