Спасательный снаряд был еще на нем. Оба они умели плавать; он даже славился еще в гимназии тем, что мог доплывать без усталости до середины Волги.
— На тебе мешок? — спросил он, овладев собой окончательно.
— На мне!..
Платье мешало им, прилипло к телу, тянуло на дно, но их подхватила обоих разом могучая страсть к жизни; они оба почуяли в себе такую же могучую молодость и смелость.
Позади раздавались крики утопавших, Теркин их не слыхал. Ни на одно мгновение не заговорило в нем желание броситься к тем, кто погибал, кто не умел плавать. Он спасал Серафиму, себя и оба замшевых мешка. Подруга его плыла рядом; он снял с себя обруч и накинул на нее. В обоих чувство жизни было слишком цепко. Они должны были спастись и через три минуты находились уже вне опасности. До берега оставалось десяток-другой саженей.
— Вася!.. Милый!.. — повторяла Серафима, набираясь дыхания.
Ее руки и ноги усиленно работали, голова поднималась над уровнем воды, и распустившиеся волосы покрывали ей почти все лицо. Они были уже в нескольких аршинах от берега. Их ноги начали задевать за песок.
Можно было идти вброд.
— Милый!.. Ты со мной!.. И деньги не пропали… Твои теперь деньги!.. Слышишь, твои!..
Она глубоко вздохнула, и враз они стали на ноги. Но вода была им по пояс.
Сзади слышались крики и удары весел о воду. стр.136
XXXV
Густое облако разорвалось вдоль, и через узкую скважину выглянул месяц.
Впереди, невдалеке от низменного берега, чуть-чуть отделялись от сумрачного беззвездного неба стены обгорелого собора с провалившимся куполом. Ниже шли остатки монастырской ограды. Теркин и Серафима, все мокрые и еще тяжело дышащие, шли на красный огонек костра. Там они обсушатся.
— Робинзоны? А? Сима? — спросил на ходу Теркин.
Серафима рассмеялась. Все это было так ново. Могли погибнуть и не погибли. Деньги целы и невредимы. И костер точно для них кто-то разложил. Давно ей не было так весело. Ни одной минуты не пожалела она о всех своих туалетах, белье, вещах. Теперь это все затоплено. Пускай! Дело наживное.
— Да, Вася!.. Ты — Робинзон! Я — Пятница! — выговорила она и вздрогнула.
— Что, лихорадит? — спросил он заботливо.
— Побежим!
Они пустились бежать. Спасательный обруч она бросила, как только вышла на берег. И Теркина начинала пробирать дрожь. Платье прилипло еще плотнее, чем в воде. В боковом кармане визитки он чувствовал толстый бумажник, в нем лежали взятые на дорогу деньги и нужные документы. И к груди, производя ощущение чесотки, прилипла замшевая большая сумка с половиной всей суммы, спасенной ими обоими.
Пробежались они с четверть версты.
Вот они и у костра. Его пламя вблизи лизало яркими языками рогожные стенки шалаша. Около костра, спинами, сидело двое.
— Бог помочь, ребята! — крикнул Теркин.
Сидевшие у костра обернулись.
Один — старичок, крошечного роста, сморщенный, беззубый, в низкой шляпенке, отозвался жидким голоском:
— Откуда Бог несет?
Другой был паренек лет семнадцати, в рваном полушубке, но в сапогах. Его круглое белое лицо, еще безбородое, краснело от пламени костра. Он что-то палочкой переворачивал по краям костра, где уже лежала зола. стр.137
— Присесть можно? — спросил Теркин. — А, православные?
— Нешт/о!.. Садись…
— Вы, никак, рыбаки? — спросил он старика.
— Займаемся по малости.
Теркин посадил Серафиму. Свою визитку он сбросил и повесил ее на угол шалаша.
Оба они, все еще веселые и возбужденные, начали греться. От них пошел пар. Рыбаки оглядывали их: старик — исподлобья, парень — во все глаза; он даже перестал переворачивать то, что лежало под золой.
— Небось картошку печете? — спросил Теркин, угадав то, что делает парень.
— Нешто, — прошамкал старик. — А вы откуда будете?
— Потонули, дедушка. С парохода! — звонко ответила
Серафима и рассмеялась.
Она сидела боком к костру, вытянув ноги. Туфли удержались на ее ногах; она их сняла и поставила на золу.
— Ишь ты! — вымолвил старик.
Теркин начал рассказывать, как на них налетел пароход и они пошли ко дну, как спаслись вплавь.
— Пресвятая Богородица!
Старик перекрестился.
— Значит, как есть?.. Все потравили, ваше степенство? — спросил паренек.
Теркин понял, что тот принимал его за купца.
— Как есть, — повторил он. — А картошка-то, малый, у тебя, поди, готова? Вот барыню-то угостил бы!..
— С нашим удовольствием, — добродушно ответил парень.
Через полчаса Серафима спала в шалаше, под визиткой
Теркина, высохшей у костра. Он сам сидел, прикрывшись рогожей, и поддерживал огонь.
Мужиков не было видно. Парня он услал в город Макарьев. Развалины его монастыря и ярмарочные здания виднелись отсюда. Город лежит позади, и его не видно было. Теркин узнал от рыбаков, что в городе "настоящей гостиницы" нет, а только постоялые дворы.