Василика Даль: Возрождение

Может быть она у Матвея? Но нет, ее там не было. Сперанский замотанный в простынь, как обычно спал лицом в подушке.

Если он здесь, значит они с Алиной вернулись в отель, это хорошо, но куда она делась сейчас? В пять утра?!

– Матвей, – как и ожидалось, он даже не шелохнулся.

Сделав рискованный шаг в сторону, я еще раз позвала друга, но он снова не отреагировал. Стоять было сложно, и я чувствовала, что вот-вот ноги мне откажут. Морщась от боли, я попыталась крикнуть.

– Да черт тебя дери, Матвей!

Ноги подкосились, я пыталась схватиться за стол, чтобы удержаться и не упасть, но промахнулась, и зацепила настольную лампу.

На пол упали мы вместе. И я, и лампа. За то Матвей проснулся.

Его взгляд не казался сонным, он точно спал или дурака валял, пока я его звала?

– Что тебе надо? – злобно спросил он, взъерошивая и без того лохматые волосы,

Натянув себе на ноги белую простынь, он проморгался и явно не собирался помочь мне подняться, а это уже обидно. Я же не тупая, поняла о чем он подумал, увидев меня бессознательном состоянии после того, как оставил одну в баре.

Матвей точно решил, что я напилась. А почему этот кретин не подумал, что я не идиотка, и не стала бы бросать все наши с ним труды насмарку?!

Я села и все таки ухватившись за стол, несмотря на Матвея, поднялась с пола. Мне стало обидно. Сперанский сам говорит о доверии, и сам же мне не верит.

Отлично! Просто замечательно!

Пусть думает, что хочет, я оправдываться не собираюсь.

– Алины нет в комнате, – сказала я, закрыв глаза рукой.

Голова все еще адово кружилась, и стало в разы хуже, когда в мыслях появилась догадка, объясняющая исчезновение подруги.

Везувий.

Убрав руки от лица, я глянула в окно на вулкан и тяжко вздохнула.

– Я разочарован.

– Не поверишь, но я тоже. Я сильно разочарована в тебе, – ответила я, чуть скривившись. – Ты вчера говорил о каких-то детях, об общей фамилии, а теперь ты разочарован во мне из-за того, что сам себе придумал, – говорила я медленно, негромко. – Прости за беспокойство.

В последний раз посмотрев на него, я развернулась и пошла к двери, но замерла у стены, когда поняла, что снова начинаю падать, а головная боль буквально разрывает мне мозг.

– Эй, – обеспокоенный голос Матвея я услышала прежде, чем почувствовала его руки на себе. Он удержал меня. – Ты не напивалась, да?

– Дошло, как до жирафа, – выдохнула я, даже не пытаясь открыть глаза, боль была чересчур сильной.

– Аккуратно, – спокойно говорит он. Я чувствую под головой мягкую подушку и расслабленно выдыхаю. Боль немного отступила, но не отпустила полностью. – Тогда что произошло? Тебе плохо? Где болит?

– О-о-о, – протянула я, чуть приоткрыв глаза, и сразу их закрыла, заметив, что Матвей начал наспех обматываться простыней. Я немного забыла о его привычках заядлого холостяка. – Что, уже не разочарован?

– Не язви, – я снова чувствую его руку на своем лице. Он проверял температуру. – А, что я должен был подумать, когда увидел тебя в таком состоянии, м?

– Ну не знаю, – отвечаю я, чуть усмехнувшись. – Хотя бы предположить, что мне могло стать плохо? Что меня отравили? Нет, давай сразу думать, что я напилась.

– Сказал же, не язви, – он слегка дает мне по носу щелбаном. – Ты была в плохом настроении, как бы хорошо это не скрывала, а потом, когда мы нашли тебя в номере, а не в баре, от тебя несло алкоголем. И черт возьми, я хотел тебя сначала придушить подушкой, но подумал, что такого наказания будет недостаточно, поэтому я решил закинуть тебя в холодный душ и присыпать льдом, – о да, не сомневаюсь, он бы так и поступил.

– Я хотела вчера выпить, – призналась я и медленно открыв глаза, посмотрела на Матвея. Он сидел на корточках у кровати и внимательно меня разглядывал. – Но я не стала пить, хотя могла. Я вовремя вспомнила через, что мы прошли, и у меня просто рука не поднялась. И ты можешь спать в трусах хотя бы сейчас? Чтоб не было таких неловких ситуаций? – я взглядом указала на простыню, на что тот хмыкнул и закатил глаза. – Я серьезно, Матвей!

– Чего ты там не видела?

– Вдруг что случится, а ты пока свои трусы найдешь…

– Пока мы жили вместе, тебя это не напрягало, – Сперанский резко поднимается и придерживает на поясе наспех замотанную простынь. Резко встал он, а плохо мне. – Что изменилось сейчас?

– Ничего. Ты собираешься помогать мне, светя оголенным торсом?

– Помогло бы?

– Матвей!

– Ладно-ладно, – он сильнее завязывает на себе кусок ткани и помогает мне сесть на кровати. – Я пока так похожу, не против?

– Нормально, – отвечаю я, опираясь руками о кровать, – хотя у Тимура пресс рельефнее будет. – Тишина. Оглушительная тишина. – Кирпич мне в рот!

Я резко распахиваю глаза и смотрю на шокированного Матвея. Еще немного и он точно, меня придушит. Но, если на секунду отбросить его чувства задетого достоинства, то появляется вопрос: собственно, какого хрена я только что сказала это вслух?

– Значит у Тимура рельефнее, – повторил он, скрестив руки на груди, недовольно пожирая меня глазами. – Если не секрет, когда разглядеть успела?

– Когда спасала от Корсака, – ответила я и тут же прикусила язык.

– Ты же не…