Василиса Опасная. Воздушный наряд пери

– Это – внутреннее дело «Ивы», – перебил его Кош Невмертич. – Все видели, что нарушителем был использован какой-то мощный артефакт, чтобы сбежать. Применение артефактов автоматически относит это дело к компетенции Совета. Так что когда поймаете зохака и обезвредите артефакт – тогда позовёте меня. А пока разрешите мне самому заботиться о безопасности персонала и студентов. Слободан, проводите, – он кивнул онемевшему от ярости Быкову и вывел меня из кабинета.

Трофим потянулся за нами, но ректор оглянулся на него через плечо, и телохранитель сразу отстал.

Мы шли по коридору, и Кош Невмертич крепко держал мою руку. Крепко и… очень бережно. Но это не успокаивало, и совсем не радовало. Я кусала губы, желая и не решаясь задать вопрос, мучивший меня, как раскаленный гвоздь в мозгах.

– Это был зохак, принявший облик сотрудника отдела безопасности при Совете, – опередил меня ректор. – А горячий господин – тот самый сотрудник безопасности. Быков Иван Родионович, настоящий. До недавнего времени был в командировке в Южной Америке. С особым заданием. Засекреченным. Поэтому мы не смогли достоверно проверить его легенду.

Я открыла рот, но опять не успела спросить.

– Да, – Кош Невмертич говорил спокойно, будто ничего из ряда вон выходящего и не произошло, – я ловил зохака на вас. Но как оказалось, это не просто зохак, это ещё и особь класса «Эс». Да ещё и с каким-то редким артефактом. Видите, как много полезного мы узнали за такое короткое время?

– Вижу, что Быков был прав, – ответила я так же спокойно, как он, хотя всё во мне кипело от злости и негодования. – И я бы вам с удовольствием ещё раз глаз подбила. За такую самодеятельность.

Ректор хмыкнул, но ничего не сказал. Мы дошли до его кабинета, и Кош Невмертич распахнул передо мной двери, пропуская внутрь.

– А что, любовные чары больше не действуют? – поинтересовалась я невинно, не переступая порог. – Или у вас всё под контролем? И вы меня на стол больше валить не станете?

– Язвите, Краснова? Это хорошо, – ректор подтолкнул меня в спину, отправляя в кабинет. – Вольпиной сегодня нет в «Иве», она с Анчуткиным на экскурсии в лаборатории.

– Тогда мне страшно повезло, – сказала я, хотя втайне пожалела, что именно сегодня Вольпиной вздумалось прогуляться по городу. Хоть что-то приятное произошло бы. А так опять одной мне гореть, а ректор будет изображать айсберг. Эмоции он бережет. И яйца свои фабержевские, драгоценные. – Значит, – небрежно начала я, скрывая смущение и нервозность, которые всегда испытывала наедине с ректором, – Быков оказался зохаком.

– Нет, это зохак прикинулся Быковым, – подсказал Кош Невмертич. – И мне хотелось бы понять, что ему нужно от Василисы Красновой, жар-птицы по совместительству.

Я удивленно посмотрела на него, потому что тон был… какой-то не такой тон… Ректор скрестил руки на груди и стоял передо мной, глядя сверху вниз. В лице – никаких эмоций, но глаза полыхали, как угли.

То есть сначала он ловил на меня джанару (но там – ладно, хоть со мной посоветовался), сегодня он подпихнул меня трехголовому змею, как кошелечек на веревочке (и даже в известность не поставил), а сейчас решил допрашивать с претензиями. Как будто это я притащила лже-Быкова в институт.

– Ответ я услышу? – осведомился ректор, поджимая губы. – Вы с ним всё полугодие так славно общались, ему ничего не нужно было, и вдруг он решил вас похитить. Что-то не вяжется.

– А вы ревнуете, Кош Невмертич? – ответила я нахально, по-хозяйски уселась в ректорское кресло и забросила ногу на ногу. – Боитесь, я сбегу? С любовником?

Лицо у ректора дернулось, потом он усмехнулся и стал почти похож на живого человека.

– Странно слышать от вас такое, Краснова, – сказал он уже мягче. – Но, может, вы мне что-то проясните по ситуации? Хотелось бы знать… если я уже проиграл на любовном фронте.

– Так вы ещё и воевали?! – изумилась я, картинно схватившись за сердце. – По-моему, вы партизанили, Кош Невмертич. Маскировка – отличная. Даже я ничего не заметила. Так, проскальзывали мысли пару раз, – я покосилась на полку с яйцами, – но вы же не признавались даже под пытками.

– Вот смотрю на вас, Краснова, и думаю, – произнес Кош Невмертич и замолчал на полуфразе.

Я заерзала в кресле, дожидаясь продолжения – что он там себе думает? Но ректор будто слова забыл.

– О чем думаете-то? – напомнила я ему.

– О том, как опасно иметь дело с жар-птицей, – он скрестил руки на груди, разглядывая меня ласково и немного грустно. – То вы наивная девочка-фиалка, а через секунду – тот ещё уголёк. А сейчас вы опять впереди поезда мчитесь, Василиса. Мы же договорились подождать до конца учебного года.

Облизнув пересохшие губы, я дважды пыталась заговорить, но голос подводил. И это было особенно противно. Вот точно – девочка-фиалка! А ведь я уже не девочка! Вполне себе взрослая женщина. То есть почти женщина. То есть женщина, конечно, но…

– А что будет в конце года? – ухитрилась произнести я.

– А что от вас нужно было зохаку? – он наклонился над креслом, поставив ладони на подлокотники, совсем как Быков.

Вернее – лже-Быков.