Василиса Премудрая. Нежная жуть в Кощеевом царстве (СИ)

Так я и узнала, что у царя Тринадцатого государства зачем-то имеется своя личная темница. Тихий, спокойный и размеренный голос может пугать сильнее яростного рева. А стопка белой бумаги и набор писчих перьев на чистом столе в светлой спаленке способен приводить в отчаяние.

Описать жизнь местной нечисти…если умом не поврежусь во время сего действа, и домой вернусь целой и невредимой, никогда больше дурить не буду.

Никогда.

Глава 3. О царской службе и тяжкой судьбе

Как ни удивительно, но возможность вывалить на случайного человека все свои невзгоды обычной нечисти пришлась по вкусу. Больше того, они восприняли ее с ужасающим энтузиазмом.

Кощей, оправдывая звание главного злодея на все наши тринадцать государств, со скупой полуулыбкой выделил мне под это дело кабинет и отрядил помощницу — ту самую нервную и впечатлительную кикиморку, с говорящим именем Бежана.

Мышь, решивший под шумок сбежать, попался Бессмертному на глаза не в срок и тоже был приставлен ко мне, как помощник, наставник и главная жертва царского гнева, если с его подопечной что-нибудь случиться…

Растерянная ключница, так и не сумела понять можно ли считать это повышением, или стоит искать в прошлом проступки, что могли подорвать доверие Кощея…изводила она себя самоотверженно и со вкусом, отчего я и сама начинала нервничать и думать о грустном.

И сарафан у меня ворованный, и башмачки тоже: Тугарин самодовольно хвалился, что все выкрал из купеческого обоза, не потревожив охрану, а там, на минуточку, обходчики с волкодавами, которые нечисть со ста шагов способны учуять. Я печалилась, но одежки носила, других-то нет.

Только лишь нить жемчуга могла считаться моей по праву — так как являлась подарком от Милады переданный забегавшей поведать мне о своих злоключениях озерной кикиморой, и единственная была не ворованной, но для меня предназначенной.

Братья Змеи наказ царя выполняли с присущим лишь для нечисти разрушительным старанием. Неждано навязанную подопечную они одевали, обували, кормили и работой не нагружали, допуская до меня в день не больше полудюжины рассказчиков. И создавалось ощущение, будто Змеи сознательно растягивали срок моего пребывания в Кощеевом замке. Сам Кощей, кажется, это тоже понимал, по крайней мере, с каждым днем лицо его преображалось все больше и на смену смертельной скуке приходило злое веселье.

Странные и непонятные игры нечисти меня тревожили. Змеи знали, что происходит и Кощей знал, что происходит, но никто из них даже не думал утрудить себя тем, чтобы приобщить к этому несомненно важному знанию меня.

Обидно, если честно.

И даже от прямого вопроса уходили, обещая, что я и сама все узнаю, когда придет время.

Мне не оставалось ничего другого, кроме как мириться и ждать…хотя ждать было очень сложно, а порой даже опасно для жизни.

Правдой о своей жизни делиться ко мне приходила не только безобидная нечисть, такая например, как водянница, которая с охотой вылила на меня всю историю ее родника, по ходу дела с удовольствием жалуясь на проблемы и злоключения. История у нее вышла душещипательная, но несколько…водянистая, а от журчащего, порой неразборчивого голоска у меня разболелась голова. Но водянница была мелкой, слабой и неопасной для людей.

И переживать после разговора с такой нечистью я могла разве только о том, что Мышь не выдержит таки непрекращающегося нервного бормотания Бежаны и они сцепятся. А разнимать их, разумеется, придется мне.

Потому что Змеи скорее ставки возьмутся делать, чем драчунов разнимать, а к волкам-оборотням, что состояли на службе у Кощея, и совсем недавно вернулись из своего обхода, приближаться я все еще опасалась, и попросить их о помощи была не в состоянии.

Долгую седмицу моя жизнь была тиха и безоблачна, пока слух о безумной царевне, записывающей истории жителей Тринадцатого государства, чтобы после их людям понести, не добрался до самых мрачных, топких и опасных окраин Кощеева царства.

И пошли ко мне полуденницы со своими жизнеописаниями и ненавязчивыми предложениями выйти с ними в поле поплясать немного под полуденным солнцем. Шишиги с жалобами на русалок наглых и злоязыких, на кикимор, дразнящихся их за жабьи улыбки и (неожиданно) на Варвару, с появлением которой Водяной перестал внимание уделять своим подчиненным, вспоминая разве лишь только о любимицах-русалках.

Берегини…берегини мне понравились, многие из них приходили с гостинцами. Земляниченка принесла лукошко, полное спелой, сочной земляники, Березенница поднесла крынку березового сока, а совсем молоденькие, смешливые Лиственницы-близняшки венком одарили.

Бежана не одобряла подарки, и совсем уж не одобряла того, что я их принимаю. Мышь негодовал, что для него ничего вкусненького беспечная, легкомысленная нечисть заготовить не додумалась, я не обращала особого внимания на их ворчание.

Мышь был вечно чем-то недоволен и ругался, и задобрить его не мог бы даже весь сыр, хранящийся в закромах у домовых.