Василиса Премудрая. Нежная жуть в Кощеевом царстве

Все ж таки не умела нечисть быть участливой. Да в луковице чуткости больше, чем в их черствых сердцах! И самое паршивое заключалось в том, что пообщавшись с этой зловредной братией, я, кажется, переняла эту их возмутительную зловредность.

— И с мыслью, что я нелюбимая жена, взятая лишь из желания проклятие снять, тоже свыкнусь?

Хотела уколоть, но, кажется, насквозь проткнула…

Кощей посмурнел и надолго замолчал, внимательно выглядывая что-то в остывающем небе.

Я успела себя немного поругать, устыдиться того, что расколдовыванием его попеняла, на которое сама же была согласна и уже даже подумывала извиниться, когда он сказал:

— Тебя несложно было полюбить. — И руку с плеча убрал и на ноги встал, теперь надо мной возвышаясь.

— Чего? — опешила я.

— Поднимайся, — ответил он, протяну мне руку и самым возмутительным образом делая вид, что ничего такого сейчас не говорил. И гадай теперь, Василиса, можно ли это считать признание и если это признание, то стоит ли возмущаться его кривокосости? Думай, думай, ты ж Премудрая.

— Вот это очень не хорошо с вашей стороны, — сочла своим долгом сообщить я, но поднялась, крепко прижимая лукошко к груди. — Теперь что?

— Отдохнуть тебе надо, выезжаем с рассветом.

Нет, он точно издевался и я для себя накрепко решила, что буду мстить. И даже когда с чувствами своими к нежданному мужу определюсь, ничего ему не расскажу. Не сразу, так точно, коли он себе позволяет так меня изводить…

Одно меня утешало, требовать полного довершения свадебного обряда он не стал, придержал его на более мироне время.

Вот только дарованной возможностью отдохнуть воспользоваться не удалось, я не могла сомкнуть глаз всю ночь, гадая правда ли мне не послышалось? И если не послышалось, то как оно так вышло? Как у меня получилось то, чего Моревна добиться не смогла? Неужто правду говорят и путь к сердцу мужчины через желудок лежит, и я покорила его пирожками? Но с другой стороны, пирожки ж не моей рукой деланные, это выходит, Кощею стоило бы к домовым со своей любовью идти…иСложно все это.

Уснуть удалось лишь под утро, урвав меньше двух часов сна. Потому невыспавшаяся и от того нерадостная, я распрощалась с Ягой, смирно застыв, пока она меня расцеловывала в обе щеки и подивилась тому, как дружелюбно встретила меня Марька. Еще порадовалась, что Баюн собраться до нашего отъезда не успел и потому, предстояло ему в замок добираться своим ходом, вне нашего общества.

Сама бы я про Ивана не вспомнила, и если бы не Кощей, не вспомнила бы еще долго. Зато о нем не забыл государь и именно ему выпало тащить все еще бессознательного царевица из сарая и забрасывать на гневно всхрапнувшую Марьку. Отряхнув ладони, Кощей со странной улыбкой сказал:

— Вернемся с трофеем.

Я хотела уточнить, что конкретно он вернется с трофеем, женой и полностью расколдованный, но глядя на его впервые на моей памяти довольное лицо, промолчала.

А всю дорогу домой…подумать только домой, я снова провела на Буяне, на этот раз ради разнообразия в кольце теплых рук.

* * *

Я была уверена, что замок ночью встретит нас спящими коридорами, тишиной и покоем. На деле же все оказалось совсем не так.

Стоило только Буяну въехать в ворота, предупредительно распахнувшиеся перед государем — я обещала себе перестать удивляться творившемуся в этих землях волшебству, но все равно не смогла сдержать пораженного вздоха, из темноты с жалобным карканьем на царя набросился ворон. Сначала покружил, касаясь кончиками крыльев Кощеева лица и моих волос, потом уселся на хозяйское плечо и выдал странную, совсем не характерную для воронов трель.

— Вернулся, предатель, — пожурил птицу Кощей, посмеиваясь над тихим, виноватым кудахтаньем.

Цокот копыт по камню заглушал эти неловкие оправдания. Мы медленно подъезжали к замку, планируя обогнуть его и добраться до конюшен.

Так бы и случилось не нарушь наши планы братья Змеи. Показались они чуть позже ворона и выглядели воодушивленными, искренне радыми нашему возваращению.

Затаив дыхание, я с нетерпением ждала, когда они осознают, что на моей лошади безвольным мешком висит Иван, а их царь совсем живой и расколдованный. И сожалела я лишь о том, что света от луны недостаточно и я не смогу в полной мере насладиться выражениями их чешуйчатых морд…

Змеи мои ожидания оправдали. Сначала искренне восхитились «трофеем», а после, когда Кощей с коня спрыгнул и мне спуститься помог, неладное заподозрили.

Первым нахмурился Тугарин, недоверчиво вглядываясь в своего царя.

— Кош, — позвал он, сраженный внезапным озарением, — неужели сработало?

Горыныч отвлекся от стаскивания Ивана с лошади и тоже посмотрел на Кощея. Его реакция была не такой сдержанной:

— Твою ж медь, когда вы успели?

— То есть, поздравлять у вас не принято? — сварливо спросила я. Показалось просто, что меня сейчас начнут осуждать и надо защищаться.

Змеи не осуждали, они плавали в странной смерти недоверия и восторга. Разглядывали Кощея и, кажется, не прочь были бы его потрогать, чтобы убедиться наверняка в своих подозрениях. Мои слова толкнули их на то, чтобы перестать таращиться.