– Василиса, пожалуйста, останься. Поверь мне, это какое-то недоразумение, – произнес мужчина, склонившись к моему уху, ласково, тихо и весьма убедительно.
О, Господи, как же мне хотелось, чтобы все и было так!
– Какая еще дочь, Сара, ты в своем уме?! Да мы не виделись больше года, а когда ты последний раз заявилась…
– То просила деньги на аборт, – закончила за него девица, а у Алекса, кажется, волосы на голове зашевелились, иначе чего он так за них схватился? В общем, вид у него был не очень.
– И я их дал, даже больше. Могла начать новую безбедную жизнь!
– Я и начала. Решила, что материнство меня исправит. По крайней мере, святой отец в церкви, куда я частенько в те дни заглядывала, очень убедительно топил за это, – покаялась Сара, устало опустившись на край одного из гостевых кресел.
Мы с Алексом переглянулись. Гнев, ужас, растерянность – все разом смешалось в его выразительных глазах.
– Почему я должен тебе поверить? – подорвавшись с места, он подлетел к девице и закатал до локтя рукав ее блузки, довольно закрытой для сегодняшней жары. – Вот и доказательства! – бросил он ей в лицо. – Ты снова взялась за старое и решила, что со мной такое прокатит?!
– Нет, Алекс, нет! Пока была беременна, я ничего не принимала! Честно! А вот когда поняла, что никакой матери из меня не выйдет, сорвалась.
Мужчина задумался и принялся нарезать круги по кабинету, пока в какой-то момент не остановился.
– Сколько? Сколько ты хочешь, чтобы навсегда убраться из моей жизни? – прозвучало взвешенно и спокойно, прям как совсем недавно на переговорах, когда Каминский прикупил небольшой заводик в Аризоне.
– Ты не понял. Мне не нужны деньги, – удивила нас обоих Сара, у которой от столь щедрого предложения в первую секунду реально загорелись глаза, но она каким-то чудом смогла подавить в себе желание за него ухватиться. При этом девушка поднялась из кресла, потрепала улыбчивую малышку по голове и отошла к двери, подперев худым бедром косяк. – У меня появился мужчина, музыкант. Уже сегодня с его группой я уезжаю в мировое турне.
– Так ты пришла сюда, чтобы мне об этом рассказать? Что ж, очень рад за тебя, поздравляю! Только я все равно не верю, что это мой ребенок. Будь это так, ты прибежала бы гораздо раньше.
– Зная, какое ты бездушное чудовище?! – прозвучало дважды за утро, неприятно резанув слух. – Да я просто хотела оградить ее от всего этого! Хотела, но не смогла… Отказ от ребенка и прочие документы в сумке. Прощай!
– Сара, ты серьезно?! – развел руками Алекс, так же, как и я, не понимая, что происходит. Но Сары уже и след простыл.
Словно почувствовав витающее в воздухе раздражение, малышка расплакалась, да так громко, что с непривычки у меня зазвенело в ушах.
– Черт знает что! – психанул Каминский, следом за горе-мамашей вылетев за дверь.
– А ну-ка смотри, что у меня есть, – не нашла ничего другого, как показать ребенку рождественский шар, который все это время сжимала в ладонях. – Видишь, как кружится снежок? Правда, красиво.
Окинув недоверчивым взглядом, ребенок все-таки успокоился и с интересом протянул ко мне ручки.
– Ну вот, хоть для чего-то эта штуковина сгодится, – улыбнулась я, подхватив малышку на руки и переместившись с ней на диван. Она не возражала против более близкого знакомства, поглощенная изучением нового неизвестного предмета. – Лэсси, значит… А я Василиса. Ну что ж, приятно познакомиться.
Хотела я этого или нет, но подсознательно все равно искала в этой крохотной девчушке проявление генов ее отца, если Алекс, конечно, таковым являлся.
Нос пуговкой, бровки домиком – по малышковским меркам Лэсси была очаровательна, но у моего крутого босса никаких пухлых щечек и в помине не наблюдалось, если только совсем в раннем детстве. А вот ее вдумчивые серые глаза и пушистые завитушки на голове с медными бликами – против этого не попрешь. И чем дольше я на нее смотрела, тем больше убеждалась в сходстве без всяких там тестов ДНК.
Я встряхивала шар, внутри которого медленно опадали искусственные хлопья снега, малышка что-то забавно лепетала, а у меня на душе зарождались какие-то очень странные и даже противоречивые чувства.
Во-первых, я жалела ее, ведь прекрасно понимала, каково это, когда ты растешь одна-одинешенька и никому на свете не нужна. Конечно, будь моя мама жива, она никогда бы меня не оставила. А Сара… Этой странной женщине не было никакого оправдания.
Но и судить ее я не собиралась. Скатертью дорога! Уж лучше расти с чужими любящими людьми, чем с такой горе-мамашей, которая готова подбросить тебя, будто кукушка, и рвануть наутек.
От детской головы навевало молоком и ромашковым лугом. А я вдруг подумала, как много все-таки нас с Алексом разделяет. Сколько их было еще, вот таких женщин из его прошлой жизни? Пять, десять, пятнадцать… Нет, Василиса, бери больше! Вы и знакомы без года неделю, а ты уже держишь на руках его потенциальную дочь, о которой он сам ничего не знал. А если их там целый детский сад где-то гуляет?