Василиск

Ганс, сделав над собой усилие, торопливо вышел из комнаты. Через пару минут он вернулся с Арнольдом, оба несли по три грелки, оба с красными, ошпаренными руками, но слезы на глазах были не от боли, мужчины привыкли терпеть ее, они не могли смотреть на медленно угасающую внучку, лежащую без признаков жизни на столе.

– Обложите ее через одеяло грелками, да, правильно. Арнольд, иди грей воду дальше. – Арнольд послушно выбежал следить за плитой. Плотник вопрошающе, моля, посмотрел на аптекаря.

– Если ночь проживет – шансы есть, – тихо сказал аптекарь.

– Спасибо, герр Штейн, спасибо!

– Подожди радоваться, – аптекарь с тревогой посмотрел на девочку. Судороги прекратились, на лице появилась небольшая тень безмятежности, но лицо, руки, были настолько бледны, что только слабое дыхание, да еле заметный пульс позволяли говорить, что она еще жива.

– Знаешь дом возле городской конюшни, где прислуга живет? – Ганс утвердительно кивнул. – Там живет моя помощница, Анна, приведи ее, хорошо? Скажи, что я очень просил. Только быстрее.

Ганс бесшумно вышел из комнаты, через пару секунд хлопнула входная дверь. Аптекарь оставил пациентку, проверив температуру грелок, они еще были обжигающе горячи. Пройдя в лавку, он жестом показал подняться Отто и Мари, повел их за собой на кухню, где, угрюмо свесив голову, сидел возле печи Арнольд, то и дело посматривая на поставленные на огонь кастрюли с ледяной водой из колодца.

– Садитесь за стол, – тоном, не терпящим возражений, сказал им аптекарь. Арнольду он показал на свободное место за столом, но тот,состарившийся за этот вечер лет на десять, слабо помотал головой. Аптекарь достал с полки большую темную бутыль, понюхав пробку, откупорил ее. Взяв три стакана, он плеснул в каждый до половины, остальное разбавил водой. Дав каждому в руки по стакану, он жестом приказал моментально осушить их.

Напиток пах крепким алкоголем и горьким привкусом коры дуба. Все безмолвно осушили стаканы, лишь Мари сильно закашлялась, Отто похлопал ее по спине, ему с Арнольдом не привыкать к крепкому пойлу, бровью не повели.

– А теперь рассказывайте. Только спокойно, с самого начала.

– Нечего рассказывать, – буркнул Отто, пришли домой, а она на полу как мертвая лежит. Собака воет так, что слышно за несколько кварталов.

– Я на рынке была, торговала, – успокоившись, начала Мари, – Отто, отец и дядя— на лесопилке, она в паре километров от дома. Прибегает соседка, говорит, что наша собака воет так, будто кто-то умер. Ну, я товар ей оставила и домой бросилась, а там… она лежит, не двигается, только и сказала мне… – Мари задрожала от накатившего рыдания.

– Что сказала?

– Непонятно, что-то бредила про Дьявола, потом начала кричать, показывая на потолок, – Отто задумался на мгновение.

– Что кричала?

– Скорее шипела как змея, – ответил Арнольд. – Потом затихла, остальное вы сами видите.

Аптекарь задумался. На языке вертелся вопрос, но задавать его ему не хотелось, тем более вселять в людях древний страх.

– Ее не кусали собаки, может, змеи?

– Какие змеи? Все уснули давно. Собаки – нет, наш пес не дал бы в обиду, он к ней никого не подпускает.

– Я нашел на ее теле небольшую ранку возле сердца, откуда она?

– Не было ее, клянусь, не было! – горячо ответила Мари, – она появилась сама, вчера, я думала так пройдет, а она только увеличилась.

– Кровь была?

– Нет, не было, – тихо ответила Мари, глаза ее стали слипаться. Отто тоже стал клевать носом. Только Арнольд сидел стойко, может он и хотел спать, но вида не подавал.

Начала вскипать вода, Арнольд вопросительно посмотрел на аптекаря, тот с трудом встал, напряжение уже наступившей ночи давало себя знать. Вернувшись с двумя грелками, они вместе с ним Наполнили их. Арнольд, не боясь обжечься, хватал своими огромными ладонями кастрюлю и аккуратно вливал кипяток в кожаные мешки.

4

Время тянулось долгой занудной серой лентой, обвиваясь вокруг человека легким беззвучным удавом, сковывая последние остатки желания чем-либо заняться. Тело человека превращалось постепенно в машину по выстукиванию назойливой дроби на столе, складыванию простеньких фигурок из бумаги и бесцельному перелистыванию безликих карт, чье содержимое уже давно было классифицировано на «до» и«после», настоящего времени не было. Мозг в этих процессах не участвовал. У Витьки спал, причем уже не первую неделю; Колькин же – снова и снова перелистывал всю туже глупую ссору с Наташкой, отчего дробь становилась то яростнее, то сбивалась на непонятный ритм забытого индейского племени, пытающегося умилостивить богов, но забывшего ритуальный танец.

Леха перелистнул последнюю страницу истории и бросил папку в правую стопку просмотренных карт.

– Что скажет нам герр Парацельс? – вяло отозвался Витька, складывая очередные крылья для боевого дракона, кои уже заняли полстола, выстроившись свиньей в сторону двери ординаторской. Леха снял очки и потер кулаком раскрасневшиеся глаза.

– Жрать надо меньше всякой дряни и больше двигаться, вот мое профессиональное мнение, – хрипло проговорил Леха и откинулся в кресле, зажмурив уставшие глаза.