Старик с трудом держался на трясущихся ногах, дрожащие руки едва удерживали горящую головню, но взгляд был твёрд и суров и ничего хорошего ребятам не предвещал. Василий видел, с каким трудом держится дед и здорово за него испугался:
- Ладно, парни, и вправду дурацкая затея, поехали отсюда.
- Да уж, Васёк, с дедом твоим лучше не связываться, себе дороже.
Мясо, так и не нанизанное на шампуры, снедь, разложенная девочками по тарелкам, посуда, столик и все прочие принадлежности пикника вернулись в машину. Василий в несколько заходов залил из котелка костёр:
- Ты, дед, прости нас..., и поехали, мы тебя до дома подвезём.
- Нет, Василь, езжайте без меня, я тут побуду, потом сам добреду помалёху.
- Точно дойдёшь? Может, немного погодя я приеду за тобой?
- Дойду, дойду, не волнуйся. Я ещё ого-го-го. С вами, балбесами, справился и с собой совладаю, не боись. Ну, уж коль к вечеру не вернусь, тогда и приезжай.
- Ну ладно, - Василий обернулся к стоящим наверху друзьям, - тогда мы поехали?
- Езжайте, езжайте.
Машина отъехала, а Василий Кузьмич разворошил остатки костра, убеждаясь в том, что ни одного тлеющего уголька не осталось, и удовлетворённо сел на горячую землю, прислонясь спиной к дубу.
- Прости, брат, - он погладил обугленный корень, - не уследил.
Дуб в ответ прошелестел что-то должное означать: "Ничего, брат, и не такое видали". Старик его понял, улыбнулся и поднял взгляд к кроне:
- Ты у меня крепкий, со многим справлялся, справишься и с этим. - Голос старика совсем ослаб, и он уже не сказал, а выдохнул:
- А мне похоже, пора... Прощай, брат....
***
Столетний дуб смотрел с высоты своего могучего роста на бездыханное тело старика и думал: "Зачем ты жил, старик? Зачем любил, воевал, работал? Жизнь постоянно испытывала тебя на крепость, и ты все выдержал, но... Зачем!?... Зачем живу я? Зачем родился тут на дне оврага, где до меня не то, что дуба, а и вообще ни одного дерева не было? Зачем на солнце жарился, а в мороз от стужи трещал? Зачем всю жизнь кроной людям тень давал, а они мне за это едва корни не сожгли? Зачем белку с семьёй приютил? Никакой пользы от них, только шум да гам, да дупло с каждым годом из-за них все больше и больше. Зачем жёлуди ронял каждую осень, чтобы из леса кабан с выводком прибегал, жёлуди жрал да корни клыками подкапывал? Зачем, жил? Зачем все мы живём на земле!?"
Не нашёл дуб ответа. Вздохнул тяжело, да и сбросил с себя всю листву, как путник сбрасывает ношу, добравшись до цели, с шумом и ощущением блаженной лёгкости.
Листья, с шелестом кружась и переливаясь в лучах жаркого солнца, опустились вниз, покрыв тело Василия Кузьмича плотным и прохладным покрывалом, как последним приветом от старого друга.
На следующий год на старом дубе так и не родилось ни одного зелёного листика. Умер дуб. Стоял, вцепившись в землю мощными мёртвыми лапами-корнями, сухой и мрачный. А вокруг десяток молодых дубков, что выросли в этот год, шелестели молодой листвой, словно отвечая на последний в его жизни вопрос.