Васса Железнова

Шура. Скажи – нехорошо тебе? Послать за доктором?

Булычов. Не надо. А насчет царства паяц этот от себя махнул… Кабы – бог да кабы мог, – слышала? Не может!

Шура. Все это надобно забыть…

Булычов. Забудем! Ты взгляни-ка, что они там… Глафиру не обидели бы… Чего на улице поют?

Шура. Ты не вставай!

Булычов. И погибнет царство, где смрад. Ничего не вижу… (Встал, держась за стол, протирает глаза.) Царствие твое… Какое царствие? Звери! Царствие… Отче наш… Нет… плохо! Какой ты мне отец, если на смерть осудил? За что? Все умирают? Зачем? Ну, пускай – все! А я – зачем? (Покачнулся.) Ну? Что, Егор? (Хрипло кричит.) Шура… Глаха – доктора! Эй… кто-нибудь, черти! Егор… Булычов… Егор!..

Шура, Глафира, Тятин, Таисья – Булычов почти падает навстречу им. За окнами – густо поют. Глафира, Тятин поддерживают Булычова. Шура – бежит к окну, открывает его, врывается пение.

Булычов. Чего это? Панихида… опять отпевают! Шура! Кто это?

Шура. Иди сюда, иди… смотри!

Булычов. Эх, Шура…

Занавес

1932

Васса Железнова Второй вариант

Действующие лица

Васса Борисовна – лет 42, кажется – моложе.

Сергей Петрович – 60 лет, был капитаном, плавал в Черном море, потом служил на речных пароходах.

Прохор Борисович Храпов – 57 лет, брат Вассы.

дочери Вассы

Наталья – 18 лет

Людмила – 16 лет

Рашель – сноха, под 30 лет.

Анна Оношенкова – за 30 лет, секретарша и наперсница Вассы.

Мельников – член окружного суда.

Евгений – сын его.

Гурий Кротких – управляющий пароходством.

горничные

Лиза

Поля

Пятеркин – лет 27–30, бывший солдат и матрос речного пароходства, на голове у него – чалма густых, жестких волос, холеные усы.

Первый акт

Большая комната, угол дома; здесь Васса прожила лет десять и проводит большую часть дня. Большой рабочий стол, перед ним легкое кресло с жестким сиденьем, несгораемый шкаф, на стене обширная, ярко раскрашенная карта верхнего и среднего течения Волги – от Рыбинска до Казани; под картой – широкая тахта покрыта ковром, на ней груда подушек; среди комнаты небольшой овальный стол, стулья с высокими спинками; двойные стеклянные двери на террасу в сад, два окна – тоже в сад. Большое кожаное кресло, на подоконниках – герань, в простенке между окнами на полу в кадке – лавровое дерево. Маленькая полка, на ней – серебряный жбан, такие же позолоченные ковшички. Около тахты дверь в спальную, перед столом – дверь в другие комнаты. Утро. Через дверь и окна комната очень весело освещена солнцем конца марта. Вообще комната очень просторная, светлая, веселая. Входят Васса, Кротких.

Васса. Три с полтиной за тысячу пудов – тридцать пять сотых копейки с пуда, это, конечно, маловато для грузчиков товаро-пассажирских пароходств – им приходится таскать грузы и за двадцать сажен и дальше. Вырабатывают они в среднем целковый в сутки, а едят много и без мяса – не живут. Вот вам бы на это обратить внимание, статеечку в газеты заказать, найти человечка, чтобы с грузчиками потолковал. Найдете такого?

Кротких (весело). Найдем!

Васса. Ну вот! Надобно крупные пароходства прижать, а наше хозяйство – мелкое, и груз – мелкий, у нас свои матросы перебрасывают его с парохода на пристань, грузчиками пользуемся изредка, как вы знаете.

Кротких. Это не совсем так. Матросам два рубля с тысячи – мало!

Васса. А за что больше-то? Вот вы устройте, чтоб «Кавказ-Меркурий» и прочие до пятишницы с тысячи пудов цену подняли, тогда наши пароходики охотнее грузиться будут, ну и мы прибавим матросам. Так-то! Уж извините, – записочку эту вашу я бракую.

Кротких (морщится). Видите ли, Васса Борисовна…