Вать машу!

«…Вы мне сказали, что ищете красоту во взаимоотношениях с мужчинами. Но ведь чтобы ее получить, надо платить той же монетой.

Надо жить, Неонила Ивановна!..»

(Машеньку бил озноб. Что-то происходило с телом матери. Оно… вибрировало! Волны мелкой дрожи пробегали по лежащей на диване покойнице, и дочь не выдержала, привстала со стула, наклонилась над матерью — с письмом в руке, — бросая чужие фразы прямо ей в лицо…)

«…Я — живу. По своим канонам, и тем довольствуюсь.

Пусть я был груб, беспощаден, но — откровенен. Прощения не прошу, потому что письмо это, разумеется, я не отправлю.

Живите и Вы — как хотите. Живите, глупая индюшка. Живите.

Более не Ваш:

С. П.

»

(Покойница распахнула глаза, приподнялась и, закусив губу, дала дочери пощечину.

Та завизжала и побежала к выходу из квартиры. Уперлась в дверь, подергала ручку, забыв, как все это открывается, и сползла на пол. Ноги ее больше не держали.

Из носа Неонилы Ивановны потекла кровь — на белую в цветочек ночную рубашку. Она упала обратно на подушку и забормотала, словно боясь не успеть:

— Что ты мелешь, Сереженька… Сергей Петрович… Мразь… Подонок… Сам ты — нищий духом, сам ты индюшка… Да как у тебя язык поворачивается… Все не так было, все ты неправильно понимаешь…

Машенька заплакала — впервые за эти вечер и ночь.

А ведь грозилась: не буду, мол, плакать, ни одной, мол, слезинки…)

23

Она спрятала письмо вместе с конвертом. Незачем было матери видеть его — и даже знать о его существовании. Эпистолярная бомба взорвалась, уничтожив преграду между живым и мертвым… Не вспугнуть бы чудо.

— Где он? — спрашивала мать. — Только что был здесь.

— Никого не было, мама, — терпеливо отвечала дочь.

— Не путай меня, я ж собственными глазами… вон там, у окна. И возле дивана. Сергей Петрович, ты его не знаешь, мой давний знакомый. Гадостей насочинял!.. — она опять разволновалась. — Тоже мне, интеллигент совковый! Бабы у него во всем виноваты… — она понизила голос. — Слушай, Машу-вать… так он же помер! Как же это…

— Когда помер?

— Да уж, когда! Подожди, соображу… лет пятнадцать, как. Сильно помог мне в одном деле. И вскоре, нежданно-негаданно… Царствие ему небесное… Жаль, рано ушел мужик. На сердце был слаб. Мужики, дорогуша моя, такие хрупкие, хоть под стеклом их держи, на красном бархате…

— Поменьше говори, мама.

— Ты его точно не видела?

Видела ли Машенька? Нет, к счастью. Разве что слышала — этого хватило.

— Успокойся, кроме меня и Симы никому ты сегодня ночью не нужна.

Нужна, еще как нужна! — возразила она себе.

Оказывается, бывают обиды, которые поднимают мертвых. И заслуженную оплеуху, оказывается, можно получить, явившись за ней через пятнадцать лет после смерти.

И плевок в душу бывает во спасение…

— Приснился, значит, — прошептала Неонила Ивановна.

— Этот импотент? Конечно, приснился.

— Вовсе не импотент! Почему — импотент? Любил он, дорогуша, яростно… и вообще, резкий человек… был. Я даже на могилку его иногда ездила… И все равно — не так оно было! — выплеснула Неонила Ивановна. — И я не такая! НЕ ТАКАЯ! — она замолчала, обессиленная.

…Ждали «скорую». Машенька не растерялась — позвонила на станцию, едва поняла, что случилось. Не хватало еще, чтобы воскресшая мать снова дуба дала! Чудо нуждалось в медикаментозном закреплении, это было ясно.

— А тот мальчик, он тоже мне приснился?

— Какой мальчик?

— Ну, доктор. Такой щекастый, розовый, как поросенок… веселый такой, симпатичный…

Мать, несомненно, говорила про фельдшера, констатировавшего ее смерть. Машенька содрогнулась.

— Нет, доктор как раз приходил.

— Плохо мне было, — пожаловалась Неонила Ивановна. — Все в голове путается.

— Как будто сейчас хорошо.

— А знаешь, дышать гораздо легче стало. Спасибо доктору.

Вот уж кому спасибо — в последнюю очередь, мстительно подумала Машенька. Теперь этому бодрячку тяжеленько будет работать: клеймо «оживший мертвец» крепко прилипнет к нему, что бы он ни объяснял коллегам и куда бы не перешел. А со «скорой» в Мариинске он наверняка уволится, подальше от позора…

Зазвонил телефон.

— Это я, — сказал Женатик. — Не получается никак. Ты уж прости, ежик.

— Что не получается?

— Ну, приехать к тебе. Я сейчас в аэропорту. Жена, как назло, позвонила, попросила подругу из Турции встретить. Подруга дешевую шубу жене везет. Достали меня, барахольщицы.

Машенька, оказывается, и забыла уже, что там Женатик ей наобещал! Приедет, не приедет… Какая разница?

— Вот и отлично, — сказала она. — Подотритесь своими шубами.

— Что?

— Что! Задницы друг другу подотрите!

— Машу-вать, я обижусь.

— Я мечтаю об этом.

Она бросила трубку, улыбаясь.

— Кто там? — спросила мать.

— Никто, — абсолютно честно ответила она.

— Ты прости, что я тебя ударила. Пощечина не тебе предназначалась.