Ватага. Император: Император. Освободитель. Сюзерен. Мятеж

– Слышь, Лукерья… С починка-то болезные пущай не в Кашин, пущай на Москву проберутся, да там хворь свою передадут. Вражинам московским – ужо! Чай, рати-то московские помнишь? Как они тут все грабили, жгли, едва ведь тогда упаслися.

– Ой, подруженька! А ведь верно ты говоришь! Где там человече-то?

Глянули бабы по сторонам, да никого и не увидали – мужичонка на сивой кляче дальше поехал себе болезных выискивать, недовольных подзуживать. За то уплачено было. Серебром звонким. Золотом.

С утра полило дождичком, а уже к полудню задул ветерок, разогнал облака-тучи, высветил небо синее солнышком радостным, ярким, умытым. Птицы вокруг запели, на плесе рыба в прозрачной воде заиграла, затрепетали на ветру стяги шелковые, златом-серебром шитые, с ликом новгородской Святой Софии.

Струги великого князя Руси, вальяжно отчалив от берега, не спеша, один за другим, выстроились в линию да поплыли вниз по Сити-реке. Там по Мологе до Волги, по Шоше, по Тверце – да через волок – до Мсты-реки, а там и Ильмень-озеро да Седой Волхов – Господин Великий Новгород. Возвращался князь великий домой, с мором страшным, с чумой – черною смертию – справившись. Где пожег все, где установил сторожу строжайшую – так, чтоб мору-чуме не пройти. Вроде бы, слава Господу, справились, можно и домой. Радовались тому ратники, со стругов на берега поглядывая, на сосны величественные, на ели, на дубки трехохватные, на клены да липы, на ивы да вербы, ракиты. На луга заливные, зеленые, с ромашками белыми, с розовым клевером, с желтыми мохнатыми солнышками – одуванчиками.

Последним княжеский струг отчалил – самый быстрый, легко всех догнать мог.

– Эх, – стоя на причале, прощался-горевал Арсений. – Может, я все ж, Федор-друже, в Новгород с вами уйду?

Федор – самого князя великого дьяк старший! – до просьбы Сенькиной снизошел:

– Да пойми ты, дурень, – нельзя так. По закону надобно, чтоб хозяин твой сам тебя отпустил, иначе будешь беглым считаться – а за это наказанье строгое есть.

– Да не отпустит меня дядько Кузьма… сгнобит, прибьет насмерть.

– Ну, насмерть-то не прибьет, закону такого нету! Я старосте сказал, чтоб за хозяином твоим приглядел.

Старший дьяк прикрыл серые очи, бородку темно-русую задумчиво потрепал – видать, вспомнил что-то, улыбнулся грустно, невесело:

– Я и сам когда-то на Белоозере у хозяина бедствовал. И ничего, в люди выбился!

– Так сперва, верно, сбежал? – хитро прищурился отрок. – Так ведь, друже Федор?

Дьяк недовольно потупился:

– Ну… пусть так. Но тогда времена другие были!

– Для сирых да нищих всегда плохие времена. Так не возьмете?

– Я сказал уже.

– Жаль… Ну, что ж… тогда в Углич пробираться буду. Тут все равно не останусь, нет!

Проводив отплывающий струг, Сенька понуро уселся на мостки, свесил босые ноги в воду, так и просидел почти что до вечера, а наутро обратно пришел, уже хозяином, коновалом, изрядно побитый… и на второй день пришел, и на третий… Тоже вот так сидел, ногами болтал… покуда вдруг не увидал там же в воде – деву! Красивую – не оторвать глаз – очи серые, светлые волосы льются по плечам водопадом, а лицо… вот уж красота-то где есть, однако! И где? В реке! Русалка она, что ли?

– Парень, ты не с рядка случайно?

– С рядка…

Обернулся Арсений – девчонка-то позади него, на мостках, стояла – в воде отражалась. Славная такая девчонка, светлые глаза, щечки ямочками, только какая-то понурая, побитая, что ли… но ничуть не менее красивая, чем та, водяная!

– Тебя как зовут?

– Ирина… В честь святой Ирина прозвана, да, видно, не в масть.

– А я – Арсений, Сенькой тоже звать можно.

Господи! А губа-то разбита, будто кто-то сильный… наотмашь…

– Ты не ходи, Сенька, в рядок, там мор.

– Что?!

– Черная лихая смертушка. Я знаю!

– Да что ты можешь знать? – недоверчиво прищурился отрок. – Ты что, лекарь, что ли?

– А ты, можно подумать, лекарь?

– Не лекарь, да в море кое-что понимаю. Слушай-ка! Ты посиди тут немного, ладно? А я сбегаю, гляну… Я быстро, ага?

Девчонка намертво ухватила парня за руку:

– Нет. Никуда тебя не пущу. Что там с тобою будет?

– Ничего плохого не будет, Христом-Богом клянусь! – быстро перекрестился Арсений. – Я просто посмотрю, я у лекаря немецкого в служках ходил, кое-что ведаю. Болезни не нахлебаюсь, не бойся, а все, что увижу – о том надобно будет князю великому доложить!

– Князю? – Ирина изумленно хлопнула ресницами – длинными, пушистыми, черными. – Так давно ушли струги-то. Еще третьего дня.

– А мы, если что, нагоним, – обернулся с пригорка отрок. – Они по реке, а мы напрямик – тропками. Да и князь торопиться не будет – я чаю, по пути у него еще немало дел. А мы… – Сенька замялся. – Мы весть важную принесем. Правда – худую. Пойдешь со мной?

– Пойду! Хоть куда пойду… лишь бы не здесь, лишь бы…

– Вот славно как! Тогда сиди, дожидайся…

Пробежав по тропе вверх, к рядку, Арсений не выдержал, оглянулся, помахал девчонке рукой:

– Ты только меня дождись, слышишь!

Глава 3 Сыск

Лето 1418 г. Кашинский удел

– В Крутогорке мор, княже! И в Угланове – тож!