Ватага. Император: Император. Освободитель. Сюзерен. Мятеж

Отрок тоже обиделся, остановился, надул губы… Глядь – а подружки-то и нету! В церковь, что ли, зашла? Или – домой, к лекарю? Так рановато еще… Да и видно бы ее на тропинке было. А – нету. Может, тут, в кустах, спряталась?

Кусты напротив Петропавловской церкви росли знатные – высокие, раскидистые, густые: орешник, чернотал, ивы, а еще малина, смородина, желтоватый дрок. Хоть и тропинок – во множестве, а все же – найдешь тут кого, пожалуй.

– Иринка-а-а! Эй, Ирин-а-а! Эй!

Никакого ответа. Вот ведь обидчивая душа!

Ирина Сенькины крики прекрасно слышала, но не отвечала – просто сидела в орешнике, плакала. Прав ведь дружок-то ее, кругом прав – продали ее «свои» работорговцу татарину, за невеликие деньги продали, за чужие долги. Теперь вот и чести девичьей лишена, и имущества… да имущества и не было, и пес-то с ним, а вот честь – другое дело. Кто ее, порченую, да к тому ж – бесприданницу – замуж возьмет? Разве только Сенька – вон как глазищами пялится, один раз даже обнял, поцеловать пытался… Ну, это он пока в разум не вошел… а как войдет, так и помыслит – а на что ему такая? Ох, Господи, ох, святая Катерина, заступница – и что делати-то теперь? У немца-лекаря в служанках так всю жизнь и ходить? А ведь хочется и суженого, и детушек, семью… Не будет ничего! Не будет! Прав Арсений – продали ее свои, продали и предали. Ни приданого теперь, ни семьи, ни чести. Ни-че-го! Так стоило ли тут, у лекаря, и задерживаться? Может, сразу… нет, не в омут головой – грех то, а – в обитель! В церковь зайти, узнать, где тут поблизости монастырь женский… Вон она, церковь-то, красивая, из светлых сосновых бревен сложенная, с золоченым крестом, паперть отсюда – как на ладони.

Утерев слезы, Ирина поднялась – посмотреть… и вдруг услыхала за спиною шаги. Обернулась, думала – Сенька, да поскользнулась неловко…

…прямо в объятия незнакомца упала.

– Ты что падаешь-то, дщерь!

Длинный такой парняга, жилистый, руки мускулистые, ухватами, бороденка, вислые усы, взгляд внимательный, нехороший… Не так уж тут и темно было – узнала парня Иринка, а узнав, не сдержалась, ахнула:

– Тать!

И по враз сузившимся глазам молодого разбойника поняла, что и он ее узнал. Узнал, и живой опускать, конечно же, не собирался! Кистенек из-за пазухи вытащил, хмыкнул… А ударил вполсилы, лишь так – оглушил. Пока оглушил… А что – девка красивая, молодая, чего б не позабавиться, зачем удовольствия себя лишать? Справить дело, а уж потом и придушить… или кистеньком… или нож засапожный – под сердце.

Уложил злодей оглоушенную деву в траву, разорвал платье, наклонился, погладил упругую грудь, рванул одежонку дальше… порты рассупонил…

Тут вдруг налетел на него кто-то, накинулся, словно клевучий петух, заколотил кулачонками… Опонас рукою махнул, нападавшего отбросил, повернулся – отрок! Ухмыльнулся нехорошо молодой тать, нож из-за голенища вытянул…

– А вот я сейчас людей позову! – живо сообразил Сенька.

Повернулся, побежал – не быстро, чтоб лиходей, не дай бог, не отстал, не потерялся. От Иринки его увести – вот главная-то задача!

– Эй, эй, люди-и-и!

Нагонял парня тать, нагонял, ножом острым размахивал. Рассвирипел – эх, чучело глупое, шел бы себе мимо… ну раз не пошел – так получи, ужо!

– Люди-и-и-и!

Кричи, кричи, все равно никто не услышит – место глухое, хоть и от церквей недалекое… а впереди-то круча…

Вот с кручи-то и скатился кубарем отрок… прямо под ноги великому князю. Тот как раз тренировку закончил, да, дружинников отпустив, решил пройти мимо торговой площади к хоромам князя Василия. Любил Егор так вот пройтись один, без сопровождения и охраны, заодно в церковь какую-нибудь заглянуть, отстоять вечернюю службу да послушать, что люди про власть говорят местную. Конечно, Михалыча – князя Василия – в городе уважали, и было за что, но…

Чу! Вожников едва не споткнулся об скатившегося с кручи отрока, в коем, присмотревшись, узнал Сеньку.

– Эй, парень! Ты что?

– Там…

Приподнявшись, отрок махнул рукою… да опоздал – из кустов внезапно выскочил здоровенный парняга с ножом в руке! Выскочил и, не говоря ни слова, бросился на Егора.

– Ай-ай-ай, – отпрыгнул в сторону князь. – Хотя б для приличия закурить попросил, что ли… Оп… Ой-ой, какой ты резвый… Ну, извини!

Бац!

Качнувшись влево, Вожников тут же проворно перенес тяжесть тела на правую ногу и с большим удовольствием ударил наглеца в печень!

– Вот вам хук справа, милостивый государь!

Опонас скрючился, выронив нож и беззвучно хватая ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба.

– А вот вам – и прямой в переносицу! Извольте-пожалте!

Бац!

Словно воздушный шар, из которого вдруг в один миг выпустили воздух, молодой тать отлетел навзничь и, теряя сознание, тяжело завалился в траву.

– Нок… раз, два, три, четыре… – пустился в отсчет князь.

Сверзившийся с кручи отрок тем временем поднялся на ноги:

– Ой, княже, княже! Там…