Ватерлиния

«Хочешь всплыть – ныряй глубже», – говорит один из перлов фольклора глубинников, и, если не возводить данное положение в абсолют, перл справедлив. Примерно о том же, только другими словами, говорят инструкции, памятки и учебники военно-морской тактики. Если позволяет состояние корпуса – ныряй! На стокилометровой глубине, еще не предельной для подлодок и капсул последних модификаций, человек чувствует себя в относительной безопасности как от природы, так и от человека. Разумеется, торпеда с ядерным двигателем и искусственным интеллектом найдет субмарину и там – если тому не помешает естественный интеллект пилота, взбодренный тренировками на тренажере. Анналы последней войны и локальных конфликтов полны историй о невероятной изобретательности и чудесных спасениях. Одним словом, в военное ли время, в мирное ли – ныряй, не сомневайся. Везде, кроме узкой полосы в тридцатых широтах.

То, что на Капле именуют кольцевым Гольфстримом, лежит именно здесь. Их два – Северный и Южный, два глубинных широтных течения, поразительных в своей стабильности. Каждый глубинник на Капле знает их координаты, каждый старается проскочить их побыстрее и, если не принужден к тому приказом, ни за что не согласится нырнуть здесь на глубину более километра – к верхней кромке течения. Как сухопутные войны оставляют после себя мины, еще долгое время убивающие и калечащие неосторожных людей, так и морская война тридцатилетней давности оставила здесь по себе память.

Лишь одна торпеда из десяти-двадцати выходит на дистанцию эффективного поражения – остальные уничтожаются антиторпедами или защитным бомбометанием, сбиваются с курса, обманувшись ложными целями, выходят из строя из-за естественных поломок, ведут себя странно по неизъяснимым капризам искусственного интеллекта. К курьезам войны можно отнести существовавшую тогда запрещенную (хотя и очень распространенную среди глубинников) теорию о торпедах-храбрецах и торпедах-трусах – однако нет смысла подробно останавливаться на том, что официально не подтвердилось.

Реактор ядерной торпеды может работать долго, очень долго. Потеряв цель, обманутая торпеда какое-то время рыщет в поисках, затем ложится в дрейф и ждет. Она слишком дорога и эффективна для того, чтобы мертво тонуть после промаха. На Земле она легла бы на дно, ожидая цели. Но Капля – не Земля.

Полуослепшие, полуоглохшие, корродирующие, медленно сжигающие топливо в приглушенных реакторах, они ждали своего звездного часа и после войны. Редкие подводные взрывы, грибообразные облака пара на поверхности океана свидетельствовали о том, что некоторые из них ждали не зря. Остальных хаотичные течения рано или поздно заносили в Гольфстрим. Для торпеды, не видящей цели, оттуда не было выхода. Только плыть по течению. Только ждать.

Иные – единицы из тысяч – сослепу атаковали друг друга, мгновенно испаряясь в миллионноградусной вспышке. Некоторых тихо давило, занося течением на запредельную глубину, или растворяло в желтом приливе. Поколения штрафников свели численность торпед в Южном Гольфстриме с тысяч до сотен. Кое-кто из пилотов с особо буйным воображением без всяких оснований уверял, что в трехсотмильной полосе образовалось нечто вроде устойчивой кибернетической экосистемы, уцелевшие обитатели которой обмениваются друг с другом сигналами, при признаках опасности занимают наивыгоднейшую позицию для коллективной обороны и сообща уничтожают источник угрозы.

Устав, Филипп выбирался из Гольфстрима. Отдыхал, отсыпался. Иногда гнал к югу до ближайшей базы и, пополнив боезапас, возвращался. Обычно штрафник считался искупившим вину после уничтожения десяти торпед. Пока что Филипп уничтожил три.

Он надевал цереброшлем и сам становился глубинной капсулой-охотником – хищной, рыщущей. Погружаясь, он ощущал давление воды на кожу, нестерпимое при приближении к предельной глубинной отметке. Сонары кругового обзора были его глазами – он видел зависшую в толще воды цель и видел, как, замечая охотника, она пытается атаковать, иногда примитивно-прямолинейно, чаще пытаясь обмануть, и тогда в глазах плясали фантомы ложных целей и начиналась настоящая работа.

И у пилота боевого флайдарта, и у водителя рейсового «челнока», и у глубинника цереброшлем один и тот же – унификация полезна. В воплощении «капсула» пуск антиторпеды напоминает пилоту его собственный плевок. Обманутое подсознание реагировало по-своему: иногда после схватки Филиппу приходилось вытирать ненужную при цереброуправлении приборную панель, ругая остолопа-конструктора, не додумавшегося поставить здесь плевательницу.

Последние два захода в Гольфстрим оказались «пустыми». Сегодня Филипп твердо решил во что бы то ни стало увеличить личный счет уничтоженных торпед. Доколе можно ходить в штрафниках?! Смущал «Нырок» – старая, скрипящая при погружении рухлядь с двадцатиузловым ходом и ничтожным запасом живучести, в лучшем случае годная лишь как тренажер для начинающих, и то не на Капле.

Впрочем, вряд ли штрафнику стоит рассчитывать на большее. Дерись тем, что дают, и радуйся своему везению.

Повезло…