Ватерлоо Шарпа

Отважная вылазка стрелков вывела из боя французскую артиллерию в Ла-Э-Сент, прислуга ее была перебита стрелками, равных которым не было ни в одной армии мира.

Шарп отвел Харпера в тыл английской батареи, откуда мог наблюдать, как Ребекк и другие голландские офицеры помогают увезти принца. Тот свесился набок, и держался в седле только с помощью начальника штаба.

— Гарри! — окликнул Шарп лейтенанта Вебстера, единственного из англичан, кто остался при принце. — Что случилось, Гарри?

Вебстер подъехал к Шарпу.

— Плохие вести, сэр. Принцу попали в левое плечо. Это не слишком страшно, но он не может оставаться в строю. Один из этих проклятых вольтижеров попал в него.

— Вот дерьмо, — с искренним огорчением выругался Шарп.

— Действительно, плохая новость, сэр, — охотно согласился Вебстер. — Но жизнь Его Высочества вне опасности. Его отведут к доктору, потом отправят в Брюссель.

Харпер старался сдержать смех. Шарп нахмурился.

— Какая жалость! — голос его выражал неподдельную скорбь. — Как чертовски жаль!

— Как великодушно с вашей стороны так сопереживать, сэр, особенно если учесть, как он с вами обошелся, — смутился Вебстер.

— Но вы передадите мои наилучшие пожелания, лейтенант?

— Разумеется, сэр, — Вебстер козырнул и поскакал вслед за раненым принцем.

Харпер оскалился и принялся передразнивать Шарпа:

— Это был хороший выстрел! Я чувствую, что попал!

— Но подонка-то нет, разве не так, — огрызнулся тот.

— Угу, — согласился Харпер. Потом окинул спокойным взором британскую линию. — Да и нас тоже скоро не будет. Никогда не приходилось видеть такого раньше, а уж тем более бывать.

Шарп понял по голосу ирландца, что тот не верит в победу, и готов был уже согласиться, но какая-то частица в нем все еще отказывалась утратить надежду, хотя он понимал, что победу теперь может принести лишь чудо. Английская армия превратилась в редкую линию из прореженных, обескровленных батальонов, уцепившихся за полоску раскисшей земли на гребне холма, окутанного дымом и посыпаемого ошметками грязи от непрерывно падающих ядер. Позади батальонов не было ничего — только мертвые, умирающие и разбитые орудия. На опушке леса догорали повозки с боеприпасами. Резервов не осталось.

Два стрелка побрели через дым к месту, где располагались Личные волонтеры Принца Уэльского, а французские пушки, все, кроме тех двух, что стояли во дворе фермы Ла-Э-Сент, вели огонь. Долину окутало облако дыма, пронизываемое нечеловечески яркими вспышками выстрелов.

* * *

У Ла-Бель-Альянс послышался пробный стук барабана. Последовала пауза — барабанщик подправил белые шнуры, проходящие сквозь кольца, натягивая кожу на барабане, и палочки отбили звонкую, веселую дробь. Еще пауза, потом раздался приказ, и целый корпус барабанщиков начал бить pas de charge.

Это разнесло французам весть, что Императорская гвардия идет в бой.

Император покинул Ла-Бель-Альянс, соизволив проскакать на своей белой лошади почти до самой Ла-Э-Сент. Он остановился в нескольких ярдах от взятой фермы и наблюдал, как подходит его излюбленная Гвардия. Бессмертным Наполеона предстояло пожать последние лавры этого дня. Непобедимая Гвардия должна была пересечь пределы ада и раздавить остатки побежденной армии.

Гвардия шла с примкнутыми штыками. Вспышки выстрелов французских орудий отражались на плотной щетине стальных лезвий и густом мехе медвежьих шапок. В бой гвардейцы шли с неукрашенными шапками, но у каждого к ножнам был пристегнут навощенный парусиновый чехол длиной в восемнадцать дюймов — в нем хранился плюмаж, который предстояло надеть на шапки во время победного парада в Брюсселе.

Семь батальонов Гвардии шли за императором. За ними ехали легкие, но мощные восьмифунтовки конной артиллерии, которым предстояло поддержать огнем Гвардию, когда та достигнет гребня.

Барабанщики Гвардии задавали ритм. Над ними, сияя в сумрачной атмосфере долины, реяли распростертые крылья и хищные когти золотых орлов. Гвардия несла знамена прикрепленными под орлами, и реющие флаги ярким пятном выделялись на фоне темных медвежьих шапок. Гвардия была вооружена лучшими мушкетами французских оружейников, ее патроны снаряжены лучшим порохом с парижским мельниц, а штыки и короткие тесаки остры, как бритва. Это были несокрушимые герои Франции, идущие побеждать.

Пока еще Гвардии никогда не доводилось сразиться с пехотой Веллингтона.

Поравнявшись с Императором, солдаты кричали «ура!». Тот радостно кивал, узнавая кого-нибудь из тех, кто маршировал в строю, и вскинул руку, благословляя всех. Не далее как час назад два батальона Гвардии отбросили целый корпус пруссаков у Плансенуа, а теперь целых семь батальонов идут, чтобы нанести удар по противнику, едва держащемуся на последнем рубеже. Остатки имперской кавалерии скакали на флангах Гвардии, а когда мощная колонна углубилась в окутанное густым дымом подножье склона, в тылу у нее стали собираться в единое целое группы вольтижеров. Они строились, готовые последовать за Гвардией. Пятнадцать тысяч пехотинцев отправлялись в последнюю триумфальную атаку.