Ватерлоо в ноябре

Начиналась новая жизнь, и у всех были свои планы. Мы покинули наш старый дом первыми: отец получил от института, где работал, комнату в коммунальной квартире. Потом бабушка с Василь Палычем накопили денег на кооперативную квартиру. Дядя Женя еще пожил какое-то время в старом доме, но вскоре женился и тоже уехал. Осталась тетя Аня. Ей некуда было ехать, а во вторую комнату кого-то подселили.

Три семьи разъехались, но продолжали вместе сажать картошку. В сентябре мы привозили урожай и засыпали его в погреб рядом с нашим старым домом. Отец сидел в кабине ЗИЛА, показывая водителю дорогу. Мы втроем, Василь Палыч, дядя Женя и я, лежали в кузове на мешках. Потом работы распределялись так: я оставался в кузове подавать мешки, отец со своим отчимом их принимали и спускали на веревке вниз, в погреб, где дядя Женя уже ссыпал картошку в дощатый закут.

Шли годы, все быстро менялось вокруг, но картошка и погреб – это то, что нас продолжало связывать со старым домом.

В один из таких сентябрей шли непрерывные дожди. После засыпки картошки в погреб все вымокли и устали. У мужчин была бутылка водки. И тогда Женя вспомнил про тетю Аню:

– Идем к тете Ане, мужики.

Мы поднялись на второй этаж (все те же скрипучие половицы, те же резные перила), постучали в нашу старую дверь. Послышались шаркающие шаги, открыла тетя Аня. Она как-бы и не постарела: старушки ведь не стареют. Тетя Аня была нам очень рада.

– Андрюша, какой ты стал большой. Помнишь, как я тебе читала про Наташу Ростову?

Тетя Аня выдала мужчинам рюмки и вилки (закуска у них была своя) и опять удалилась, скрылась в своей комнатке. Два брата сидели на кухне в квартире, где прошло их детство. Отец начал вспоминать тот день, когда пришла похоронка на его отца и моего деда. Водка в граненых рюмках, консервы, хлеб, капли дождя на оконном стекле, наш старый желтый тополь.

Когда мы собрались уходить, появилась тетя Аня со стареньким томиком Джека Лондона «Рассказы южных морей».

– Женечка, это твоя книжка. Помню, как ты любил Джека Лондона, когда был мальчиком.

Вскоре тетя Аня умерла. Мы перестали сажать картошку, мы стали ее покупать, мы забросили наш погреб. Жизнь торопилась, и всё хотелось успеть.

Древний, но бессмысленный ритуал

Социального пособия на жизнь не хватало. Я зарегистрировался в русскоязычном бюро по трудоустройству. Неквалифицированные, краткосрочные работы на фабрике, стройке, доставке были всегда. Так я познакомился с Василием.

Позвонили из бюро:

– Человек переезжает на новую квартиру, он водитель, у него свой грузовик, но ему нужен напарник.

Василию было лет сорок пять. Широкоплеч, крепок, две глубокие вертикальные морщины вокруг рта, бледно-голубые глаза, русые волосы с проседью. Еще не постарел – просто немного как бы вылинял, пропылился. Болтали, пока ехали с вещами в другой конец города. Он закончил одесскую мореходку, судовой механик, в конце 80-х сошел на берег в канадском городе Галифакс и не вернулся на свой корабль. Потом получил статус беженца. Потом натурализовался. Стал работать дальнобойщиком. Нашел подругу через службу знакомств. Приезжала мать в прошлом году на пару недель. Домой не собирается. Даже если на похороны матери. Какой смысл?

Его подруга Джанет была примерно того же возраста, что и он. Милая, полная, застенчивая, ямочки на щеках, прямые черные волосы до плеч и черные глаза. Француженка из Квебека. Когда мы уже поздно вечером закончили работу, она собрала нам ужин на скорую руку – мини-сэндвичи с сыром и красной рыбой и пиво. После ужина Вася вынес мне черное драповое пальто московской фабрики «Большевичка».

– Все думал пригодится, все надеялся на цивильную работу. Инженером, в офисе… Но теперь уже понятно: крутить мне эту баранку до скончания века. Однако не будем о грустном. Как говорил мой капитан: «Не надо, пацаны, жопу морщить». А у тебя еще есть шанс выбиться в люди, бери, пригодится. Бери, бери. Тебе сейчас непросто. Проходил через все это.

Я ехал домой в метро и думал о пальто, которое лежало у меня на коленях. В Россию он больше не возвращался. Купить московское пальто здесь, в Канаде, он не мог – возможно, это пальто и было на нем в тот день, когда он оставил свой корабль. Есть же решительные люди. Спрыгнуть с идущего ко дну советского титаника, прибиться к берегу, найти подругу. Джанет. Сколько романтики в этом имени. Что-то из Стивенсона, из Жюль Верна. Моряк ты или дальнобойщик – все равно Джанет будет ждать. Бездетные пары любят отчаянней. Ведь неизвестно, что хуже. Умереть или остаться одному. Потом вызвать маму с Украины. На пару недель. Провожая на самолет, дать пачку долларов в конверте. Очистить совесть, отдать швартовые. И знать, что она улетает насовсем.

Тем не менее перспектива не похоронить свою собственную мать мне казалась невозможной. Я еще не знал, что именно это меня и ожидает.