– Да я его толком не знаю, – рассмеялся Дмитрий. – Я ж русский. И ты русский. На кой нам между собой на чудом языке разговаривать? Не на работе же, и не в управе.
– Партия хранителей державности, сынку… – и тут не удержался отец. Тьфу, сынку. Ранку, манку, спозаранку. Что за дурацкое слово, оно только у Гоголя было к месту. – Это сейчас билет к власти. Михал дело говорит, наши пришли, Кабур порядок наведёт!
– Да пусть наводит, я-то при чём? – удивился сын. – Может, и правда, воровать меньше будут. И взятку за поступление в первый класс снизят. Пару тысяч срибников я потяну, но не больше.
– Моя внучка будет учиться в государственной школе! – с необъяснимым для вечно нищего отца пафосом, заявил Василий Иванович. Обернулся к иконе, висевшей в углу кухни, и перекрестился. Размашисто и напоказ. – Никаких русских!
Дмитрий вздохнул. Обсуждать, по большому счёту, было нечего – но отец же… Не пошлёшь подальше.
– Бать… Светочка пойдёт в русскую школу. И даст Бог денег потом, в институт лучше не у нас. У Восточного соседа и рейтинги вузов посильнее, и преподаватели. Там хоть какие-то перспективы и потом, даже не спорь.
Отец покраснел, привстал из-за стола и заорал на Дмитрия. Непривычно, зло, даже в детстве никогда так не отчитывал:
– Вон из моей хаты! Вон!!! Тоби пороли мало, придурка, батю не слухаешь! Посадят, я тебе передачки носить не буду! Мы граждане великой державы, Песмарицы, а не какие-то сраные… эти.
На этом запал у отца кончился, Василий Иванович тяжело вздохнул и рухнул на скрипнувшую табуретку. Дмитрий вскочил – но не затем, чтобы убегать куда послали – за лекарствами. Сердечник же отец, ему лишний раз волноваться вредно. Стакан под кран – опять вода жёлтая, вот, уроды. Подвесной шкафчик, так… Ну ладно, хоть корвалол. Накапал и сунул отцу, напряжённому, красному, дышащему хрипло, словно бегом на десятый этаж поднялся.
А сам отошёл к окну. Не время ругаться, хотя сам тоже расстроился.
Внизу лежал город. Обычный, по большей части советской застройки – только карандаши бизнес-центров на северо-западе новые, да «долина нищих» – жилищный комплекс «Хорив», где за отцову, например, квартиру можно купить пару ступенек на входе. Горы подковой, освещенные солнцем, узкий росчерк Шыроки, реки, на которой стояло Кавино. Покой и доброта, особенно когда сверху смотришь.
– Михал дело говорит… – проскрипел сзади отец. Вот неуёмный же старикан.
– Михаил его зовут, батя. Михаил Иванович Разин. И он такой же чистокровный русак, как и мы с тобой. Как вон… Президент Восточного соседа. И как ещё сто миллионов русских.
Отец откашлялся и сплюнул. То ли от болезни, то ли от слов сына.
– Не буду я ни в какие хранители сраной державности вступать, и думать забудь! И дядьке передай – я в ваши игры не играю. Работать надо. Девчонку в школу пристроить. Ремонт вон назрел, да и у тебя обои освежить. Как мама умерла, ничего же не делали.
Отец прохрипел что-то, Дмитрий резко обернулся: да нет, почти в норме, за грудь перестал хвататься и дышит полегче.
– Пойду я, пап. Дел до чёрта, а мы тут ерунду обсуждаем. В субботу заедем с Маринкой, как договаривались. И… Береги себя, ладно? Не стоит оно того.
Василий Иванович промолчал. Сын ждал, что он… не извинится, конечно, но хоть что-то скажет. Не дождался. Тихо защёлкнул за собой замок двери и начал спускаться по узким лестницам старого дома. Этаж. Ещё этаж.
И так десять раз, пока не вышел на остывающий после жаркого весеннего дня воздух.
Машину Дмитрий оставил на стоянке – гараж дорого, да и слишком далеко от дома ближайшие, а во дворе не стоит рисковать – не угонят, так раскурочат ночные охотники за магнитолами, регистраторами, зеркалами и колёсами. Зашел в магазин, купив по списку всё, что просила днём Маринка, и спокойно потопал к дому. Цены в «Синюке» – это целая сеть магазинов такая в Кавино, по смешной фамилии владельца, опять выросли. Вот забота, а не батины нахлобученицы.
– Оставьте меня в покое, вы!.. Бандиты, честное слово – бандиты!
Дмитрий так и застыл на месте. Пока он то с детским питанием сражался, то с отцом ни о чём беседовал, обстановка в Кавино изменилась. Это как запах грозы – ещё и небо чистое, и грома не слышно, а в воздухе висит и потрескивает электричество. Когда начнёт швырять молниями не глядя, прятаться будет уже поздно.
Так и здесь: в подворотне у магазина, рядом с лениво крутящим синими огнями на крыше полицейским автомобилем творилось нечто непонятное. В сумерках сполохи мигалок работали как стробоскоп на дискотеке: выхватывали из полутьмы то ленивое лицо полицейского, важного, с усами не хуже отцовских, то пару молодых гопников – те оскалились, похожие на волчьи морды со своих шевронов, то… Николай Иванович?!
– Что тут творится? – неожиданно для себя спросил Дмитрий.
– Проходите, шановний! – из темноты откликнулся кто-то. Явно полицейский, но не этот с усами, а напарник. – Полицейская операция. Подстрекателя россиянского берём, не мешайте работе госорганов.