Ватник Солженицына

Привычная, кочующая из книги в книгу формулировка – «битва под Сталинградом стала началом коренного перелома во Второй мировой войне» – на удивление точно отражает подлинное историческое значение этого события: характер войны после Сталинграда действительно радикально изменился. И не только потому, что с началом контрнаступления советских войск в ходе битвы на Волге 19 ноября 1942-го и блистательным завершением этой операции, увенчавшимся капитуляцией сотен тысяч нацистов во главе с их фельдмаршалом, наша армия перехватила у немцев стратегическую инициативу. И в трагические дни начала войны, и во время обороны Москвы и Питера советские люди проявляли массовый героизм и беспримерное мужество. Но с наибольшей силой героизм проявился именно в Сталинграде: «За Волгой для нас земли нет!».

Если у вас есть знакомые подростки, наши (про американских мы вообще молчим) – спросите их: что они знают про Сталинград? В лучшем случае, вы услышите невразумительное мычание. Они лучше знают Роки, Рэмбо и Брюса Уиллиса, чем героев Сталинграда – Павлова, Зайцева, полководцев Чуйкова и Еременко. А ведь прошло всего 75 лет. Не века, не тысячелетия! Это меньше, чем жизнь одного человека!

В этом году исполняется 75 лет со дня великой победы под Сталинградом, а где напоминания, где торжества? Где воспитание молодого поколения? Продолжается хрущевщина…

Аргументы противников восстановления исторической справедливости, что, это, дескать, оскорбит память жертв политических репрессий, не выдерживают никакой критики. Во-первых, лишение имени города-героя оскорбляет память павших в той битве, а их неизмеримо больше (цифры «пострадавших от репрессий», как мы помним, завышались в десять раз во времена Хрущёва и в «перестройку»).

Во-вторых, в городах демократической Европы, где к Сталину понятно с какими чувствами относятся, многие площади и улицы носят имя Сталинграда, и тамошним либералам и в голову не приходит менять таблички.

В-третьих, едва ли не одним из первых решений демократов после 1991 года в России было возвращение северной столице ее исторического имени. И все это приветствовали. Так отчего же такая избирательность? Что, Петр Первый был воплощением гуманизма? И можно ли забыть, что Северная Пальмира стоит на костях десятков тысяч крепостных?

Реабилитация имени Сталина постепенно и неспешно, но уже идет. На фото – «Сталинский центр» в г. Пензе

Понятно, что такое переименование – дело правительства, но массы могут высказывать свое мнение. Кроме того, это не единственная акция.

Нужно мобилизоваться и не ждать, когда государство и правительство сделает что-то за тебя. Сейчас наверняка многие из тех, кто читает эти строки, думают: «Эх, обидно, что так получилось в истории, нас оболгали, оклеветали перед всем миром, ну что же наши власти сидят и ничего не делают, надо всем объяснять, рассказывать…»

Во-первых, во власти в большинстве случаев еще находятся те, кто искренне верит в гений Солженицына, в миллионы убитых Сталиным и проч. Они сами еще нуждаются в просвещении, они, скорее, объекты, а не субъекты просвещения. Есть правда и те, кто все знает, но со всем смирился. Такие придумали себе иезуитскую логику: «Все равно весь мир не переубедить в том, что Сталин плохой, поэтому единственное, что мы можем делать – это говорить, да, вы все пострадали от Сталина, но больше всего пострадали мы же сами, поэтому не наказывайте и не обвиняйте нас, мы жертвы». Во как! И ведь ждут, когда их простят и пожалеют на Западе. А странный Запад вместо жалости говорит: «Так вам и надо за то, что вы нас обижали». А странный Запад, который в ножки нам должен кланяться за спасение и за то, что мы миллионы своих жизней отдали за их жизни и свободу, все продолжает выступать как прокурор… Никакая логика самоуничижения не приведет к тому, что нас вдруг простят и зауважают, наоборот, только больше будет претензий и презрения. В этих рассуждениях есть зерно истины: да, только мы имеем право судить себя и свою историю, ваше же западное дело лишь благоговейно внимать стране героев. Гордость за героизм дедов, а не комплекс неполноценности надо воспитывать в нашем подрастающем поколении и в нашей будущей власти, а не ждать, когда сама власть что-то там сама из себя поймет.