Ватник

– Марина, детка, ты ж понимаешь, мы победим! – неловко влез в разговор Петрович – койки-то все рядом, каждое слово слышно, но Дмитрий глянул на него: не лезь, мол. Пусть. Сами договоримся.

– Видишь, солнышко, как люди настроены! На победу. На то, чтобы свою жизнь здесь строить, как нам удобно. За то и воюем.

Ночью, когда и свет в палате давно выключили, сделав вечерние уколы, и даже бубнивший допоздна в коридоре телевизор, вокруг которого собирались ходячие раненые, замолчал, Ватника разбудил непонятный шум.

Сперва внизу взвизгнули тормозами сразу несколько машин, послышались хлопки дверей, громкий разговор, ожесточённый даже, на повышенных тонах. Слышно было, что открыли ворота – окна у палаты выходили как раз на фасад больницы, всё вот оно, в десяти метрах ниже.

– Что там за кипиш? – проснулся и Толик, подтянул костыль и встал. – Пойду курну в сортире, заодно и разведаю.

– Дежурный врач тебе голову оторвёт, – предупредил Петрович. Тоже проснулся, да и немудрено: вся палата уже перешептывалась. Внизу подлетела ещё пара машин, хлопнули двери. Явно какие-то проблемы, просто так – Дмитрий глянул на телефон на тумбочке: два сорок семь – ночью обычно никто не мечется.

Да и просто так не до сна: поругались они с Маринкой перед её уходом. Поплакала, а крайним он оказался, оно всегда так. До седьмого колена, видимо, виноват, с тех самых предков, что сюда приехали жить и работать. Могли бы под Петербургом остаться, там спокойнее.

– Мужики, – застучав костылём, в палату вернулся Толик. – Там вообще дурдом в коридорах. Можно в кабинете главврача курить, никто и не заметит. Безопасников куча. Разведбатовцы твои, Мить. Полный парад.

– А чего стряслось-то?

– На Бунчука покушение. Фугас на дороге, подорвали машины – и его, и сопровождения. Погибших чуть не десяток.

– А сам глава? – приподнялся на локте Дмитрий.

– Сюда привезли и сразу в операционную. Мёртвого бы не стали тащить, верно?

Это когда как, подумал Дмитрий.

Шлёму пацаны привезли и мёртвого, несмотря на уделанный кровью БМВ, на визги Марион, на которую время от времени падало то его тело, то скрючившийся без сознания Ватник. Несмотря на то, что прорываться пришлось по каким-то полям и огородам, спасибо, машина могучая, не застряли. Хозяина её жаль, конечно: угнать пришлось, но не возвращаться же с извинениями в Русинск. Может, когда потом. После войны.

Дрон позавчера заходил, много чего рассказал. Жалеет, что курицу эту с собой взяли. У Алихана лёгкое ранение, попал один из спецназовцев, окно разбил и водителя оцарапало пулей. Ходит теперь, козыряет рубцующимся шрамом на шее, говорит, больше женщины любить будут.

Хотя и так любят, вроде, куда уж больше.

Передал привет от ребят, приволок пакет с бананами – уж откуда он их взял в воюющем городе, давно отрезанном от поставок из Песмарицы – его секрет. В гумконвоях такую ерунду не возят, понятное дело, но вот нашёл же. Съели всей палатой, Дмитрий угощал. Это Маринины ужины – только ему лично, а здесь дело такое: считай, общак.

С утра пришла целая делегация. Не лично к Ватнику, много чести для старшего сержанта, к Бунчуку, но Иванов с Веничем заглянули и в их палату, чем немало удивили остальных раненых. Понятно, что разведчик, что герой, но замнаркома обороны и, как обычно, свежевыбритый, пахнущий дорогим парфюмом и щегольски одетый начальник СБКР – это вам не баран чихнул.

Это серьёзно.

– У Звягина на подписи приказ, – почти с порога сказал Максим Александрович. – Лейтенанта тебе давать как-то мелко, даже старшего. Не мальчик, да и заслуг хватает. Капитанские погоны. Были бы награды, представили тебя, но пока не к чему.

Дмитрий – лёжа, ну что ж поделать, – сказал:

– Служу Республике! Спасибо…

– Чего сразу спасибо! Спасибо на хлеб не намажешь, в стакан не нальёшь, – закипятился Венич, но увидев удивлённые лица раненых, рассмеялся: – Да шучу я, мужики! Шучу. У вас режим и диета, а нам просто некогда. Опанас Сергеевич в тяжёлом состоянии, расследование, понятное дело, показывает за линию разделения. Будем искать подрывников-террористов, у нас память долгая.

– Награду Шлёме бы, посмертно, а не мне.

– Дмитрий Васильич, не всё сразу. Но Соломон – герой, это даже из дебильных репортажей этой бабы понятно. Как вы их кинули с их злодейскими планами, а?

– Так получилось, – смущённо сказал Дмитрий. – Когда победим, надо тамошних ребят ещё отметить наградами. И Лиховцев молодец, оружие хранит, да и про готовящийся взрыв он сообщил. И Ференц… Вот фамилию не знаю. На картографа учился. Проводником был. И ребят этих мёртвых, в подвале храма которые, я уже рассказывал следователю, как в себя пришёл. Никого не забыть – не только врагам по заслугам отсыпать, но и своих без внимания не оставить.

Венич записал всё, кивнул. Максим Александрович подсел к Толику, чем-то его заинтересовал боец, спросил, чем помочь после выписки.

После высокого начальства заглянула Алла. Как бы с осмотром, но подсела поближе, наклонилась над Дмитрием, обдав его жарким ароматом тела, и шепнула: