Вацетис — Главком Республики

Обращая внимание командования восточным фронтом на важность фактора времени, И.И. Вацетис писал начальнику штаба фронта П.П. Лебедеву: «Я прошу обратить должное и серьезное внимание на условия времени, которые нам властно диктуют обрушиться на Колчака в ближайшее же время и с полнейшей энергией и в полном расчете на успех». В данном случае свое неудовольствие Иоаким Иоакимович выразил в достаточно мягкой форме. Однако бывали случаи, когда он крайне жестко указывал на имеющиеся недостатки. Так, ознакомившись с планом операции, разработанным штабом фронта, Вацетис 20 апреля прямо на нем написал: «Передать комфронта Каменеву: постановлением Реввоенсовета от 10 апреля в Симбирске предписывалось к 20 апреля представить план операций против Колчака, а не оперативную сводку». Спустя десять дней (1 мая) Вацетис снова обратил внимание С.С. Каменева на то, что «план предстоящей операции до сих пор никому не представлен»^{162}.

Видимо, указанные выше обстоятельства сыграли не последнюю роль в освобождении С.С. Каменева от должности главнокомандующего Восточным фронтом. Приказом наркома по военным и морским делам и председателя Реввоенсовета Республики Л.Л. Троцкого он был отстранен от руководства войсками. И только после вмешательства В.И. Ленина Сергей Сергеевич был возвращен на прежнее место. В воспоминаниях С.С. Каменева вся эта история выглядит так: «…В апреле 1919 года Восточный фронт перешел в наступление, которое с первых же шагов имело успех. Разворачивалась большая операция, закончившаяся впоследствии полным разгромом Колчака.

Совершенно неожиданно, по крайней мере для меня, 5 мая 1919 года было получено телеграфное распоряжение Троцкого о снятии меня с должности командующего фронтом. Увольнение с должности было произведено в весьма «деликатной» форме: был дан отпуск и денежное пособие. Но вот за что я был отстранен от командования — я и до сего дня не знаю.

Крайне тяготясь своей вынужденной бездеятельностью в такое горячее время, я 15 мая 1919 года отправился в Москву просить о предоставлении мне какой-либо работы. В Москве я со своей просьбой обратился непосредственно к зампреду РВСР Э.М. Склянскому. Не получив определенного ответа, я в достаточно подавленном настроении ушел на вокзал для возвращения в Симбирск. Едва я прибыл на вокзал, как комендант станции передал мне приказание т. Склянского немедленно вернуться в РВСР. Прибыв к т. Склянскому, я получил приказание ехать с ним, и только в автомобиле он сказал, что мы едем к Владимиру Ильичу (Ленину. — Н.Ч.). Езды от РВСР до Кремля не более 2–3 минут, а при быстрой езде т. Склянского, я думаю, и того меньше.

Сообщение о том, что мы едем к Владимиру Ильичу, само собой разумеется, меня больше чем взволновало, тем более что т. Склянский ни слова не сказал, по каким вопросам мне предстояло сделать доклад, да и к тому же я не имел при себе никаких материалов.

Приехав, мы поднялись на лифте. Мне предложено было подождать на площадке лестницы. Тов. Склянский ушел. Через минуту дверь была открыта, и я очутился сразу же в кабинете Владимира Ильича.

Владимир Ильич, смеясь, о чем-то говорил с т. Склянским и, когда я вошел, задал мне вопрос о Восточном фронте. В начале моего доклада Владимир Ильич взял железнодорожный атлас «Железные дороги России», издание Ильина, и по этому картографическому материалу мне и пришлось делать доклад…

Обращая внимание Владимира Ильича на развитие военной операции, я стал восхищаться ее красотой. Владимир Ильич немедленно подал реплику, что нам необходимо разбить Колчака, а красиво это будет сделано или некрасиво — для нас несущественно.

Это замечание Владимира Ильича имело глубокий смысл. Я был военным специалистом старой школы, обученным и воспитанным на так называемых классических операциях, родивших «вечные и неизменные принципы» войны. Замечание Владимира Ильича, несомненно, отрезвляло меня и возвращало к реальным формам борьбы сегодняшнего дня.

Владимир Ильич интересовался, насколько достигнутые успехи устойчивы, что намечено и что делается для закрепления и для дальнейшего развития удара. Мое волнение еще и еще усилилось в связи с докладом об обстановке на фронте, с изложением перспектив возможного развития дальнейших операций. Меня тянуло сказать, что это только мои соображения, что я не у дел и являюсь только зрителем того, что происходит на фронте. Хорошо помню, что вопрос обо мне ни Владимиром Ильичом, ни т. Склянским затронут не был. На этом закончилась моя первая встреча с Владимиром Ильичом.

Выйдя из кабинета, я, негодуя на себя за свою растерянность, ожидал возвращения т. Склянского.

На обратном пути т. Склянский ни слова мне не сказал. Из РВСР я опять отправился на вокзал, и тут опять повторилась старая история, т.е. вскоре комендант станции вновь передал мне приказание немедленно явиться к т. Склянскому На этот раз за мной была уже прислана машина.