Вацлав Дворжецкий – династия

Утром Вацлав Янович бодр и свеж. Я же – вял и раздражителен. Вдруг обладатель волосатых плеч свесил еще более волосатые ноги с татуировками. На одной: «Они устали», на другой: «Им требуется покой». Вацлав Янович, играя желваками, сквозь зубы, но громко:

– От дурной головы ногам покоя нет.

Через мгновение, показавшееся мне вечностью, бугай осклабился и добродушно прогремел:

– Обижаешь, отец, мы старались по тихой все делать. Вацлав Янович:

– Да, настолько по тихой, что стука колес не было слышно. От этого бугай пришел в еще больший восторг, достал из-под матраца бутылку пива и торжественно предложил ею позавтракать. На что В. Я. ответил:

– Что вы, что вы, голубчик! С утра, натощак, желудок ничего, кроме мизансцен, не принимает!

И, не вставая с постели, начал делать дыхательные упражнения по системе йогов.

– Ну! – взревел бугай. – Тебе, отец, артистом надо быть!

СОЛНЦЕ

Едем на гастроли в Киев. В купе Дворж, супруги В. и я. Не спится. Встаю. На часах двадцать минут шестого утра. В девять должны быть на месте. Вацлава Яновича в купе нет. Супругам В. также не спится – таращатся в газеты. Нарушаю тишину, спрашиваю:

– А что, В. Я. передумал и сошел на предыдущей станции?

Зло отвечают:

– Мы бы не удивились. От него всего можно ожидать. Схватил фотоаппарат и вылетел, как умалишенный, фотографировать восход солнца, как будто из этого окна нельзя было.

Смотрю в окно. Говорю:

– Восход с той стороны.

Пропустили мимо ушей, зашуршали газетами, захрустели печеньем. Да, очень, чувствуется, «любят» Вацека! Оно понятно, артист-то хороший. Забрасываю в рот конфету, иду в тамбур курить, где и застаю сияющего от счастья Дворжецкого. Стараясь перекричать стук колес, обращается ко мне:

– Ты только взгляни, какой восход! Какое небо!

Смотрю. И действительно, не всегда увидишь такое!

– А лес? – продолжает кричать Вацлав Янович. – Смотри, смотри! Видишь, на горизонте макушки деревьев как стрелы вонзаются в кровавое солнце!

Вот уже в который раз в свои двадцать пять лет я чувствую себя стариком рядом с этим шестидесятилетним красивым человеком.

ПАЛЬТО

Зимний день сегодня солнечный, но ветреный и морозный, градусов под тридцать. Скорее бегу, чем иду. Навстречу так же энергично идет Вацлав Янович, улыбается. Спрашивает, куда держу путь. Говорю – вышел за сигаретами. Предлагает дойти с ним до охотничьего магазина, а оттуда по пути вместе домой – поболтаем. Отказываюсь.

– Холодно, – говорю, – замерзаю, у меня пальто, видите, на рыбьем меху.

Он, на голубом глазу:

– А что не купишь себе теплое зимнее пальто? Говорю:

– Бедный я, денег нет.

– Тогда ходи по солнечной стороне улицы. Вот Акакий Акакиевич в своей старой шинели ходил по солнечной стороне. Солнце-то у всех есть, и у богатых и у бедных.

В ту минуту, стуча зубами, я чуть было не обиделся. А сейчас отогревшись, записывая всё это, понимаю, как важно поддерживать в себе ощущение солнечности. Невзирая на все жизненные перипетии, В. Я. Дворжецкому всегда удавалось это.

ГАСТРОЛИ. ОДЕССА. ПЛЕМЯННИЦА

Шестнадцатая станция Фонтана. Лежу. До окончания гастролей осталась неделя. Вчера увидел себя в зеркале голым, отчего восторга не испытал. На теле одни ребра, на лице одни глаза. Полтора месяца гастролей в Одессе в бархатный сезон – мало не покажется. Приеду к маме в отпуск – она не переживет того, как я выгляжу. Все! Надо завязывать! А потому лежу и лежать буду каждую свободную от спектакля минуту. Боже, какое это блаженство – лежать и ничем не двигать! Лежать и ни о чем не думать! И очень хорошо, что не умею плавать, а то размахивал бы сейчас в воде конечностями. Только я об этом подумал, как услышал над собой родной голос:

– Нет, нет, он уже не опасен. Это он только с виду такой. А так он даже воспитан недурно. К тому же, если верить слухам, княжеского происхождения! Если его не трогать, он будет только лежать.

Встаю:

– Здравствуйте, Вацлав Янович!

– О! Здравствуйте, князь! Познакомьтесь – племянница! Приехала ко мне на оставшуюся недельку погреться на солнышке.

Хрупкая, тоненькая племянница смотрит мимо меня и неожиданно басом называет свое имя. Блюдца глаз – цвета мокрого асфальта при полном, как мне показалось, отсутствии зрачков. Боже! Где я видел эти глаза? Вспомнил! На портретах Модильяни. Ни крапинки косметики. Вздернутый нос, не давая верхней губе сомкнуться с нижней, обнажает перламутровый ряд зубов. Кожа цвета слоновой кости. Пахнет утренними яблоками.

– Вот так, дружочек! – вдруг громко и победоносно восклицает Вацлав Янович. И я понимаю, что лежать каждую свободную от спектакля минуту – мечта идиота. – Мы, – продолжает Вацлав Янович, – до волнореза и обратно, а ты пока последи за вещами. Тут у меня в авоське минералка, не стесняйся.