Читаем Вацлав Дворжецкий - династия полностью

Фильм «Щит и меч» для Дворжецкого стал большой школой, школой по всем статьям, и существованием в новой актерской природе. Если в театре образ выстраивается от начала до конца сюжета, то в кино сегодня снимается конец, завтра – середина, а в самом конце съемок – первые эпизоды. «Щит и меч» – большая многосерийная картина. Все снималось вразброс, и надо было уметь сохранить ощущение цельности образа не только режиссеру, но и актеру, да еще актеру театральному, который к этому не привык. Это во-первых. Во-вторых, встреча со всей машинерией и техникой кино. В-третьих, знакомство с новыми актерами. Кстати, тоже к чести Басова, в фильме впервые снимались такие актеры, как Дворжецкий, Любшин, Янковский, Мартынюк. В большинстве это были молодые артисты, очень перспективные, и тому свидетельство – наша киноистория. Но тогда, на съемочной площадке, они были в первый раз. Для Валентины Титовой это была одна из первых главных ролей. Снималась Алла Демидова, целая обойма замечательных театральных актеров: Вербицкий, Глазырин… Это большое счастье – попасть в такое сообщество талантливых людей, и работа поглотила Вацлава Яновича целиком. Он всегда вспоминал о съемках у Басова с огромной любовью и благодарностью. Владимир Басов был замечательным актером и очень интересным режиссером. С его творчеством мы познакомились еще в Саратове. Тогда вышла экранизация по роману Федина «Первые радости», и Басов привез свой фильм в Саратов. Мы смотрели его с интересом, помню даже зрительские конференции, куда нас приглашали, чтобы мы делились впечатлениями. Басов – это судьба. И он не случайно возник в нашей жизни. Замечательный, поразительного масштаба человек.

А потом началась серьезная бесконечная работа в кино. Новизна увлекала Вацлава Яновича, кроме того, это всегда была интересная актерская работа, независимо от масштаба роли и количества съемочных дней. Он говорил, что его увлекает также то, что в каждом фильме новое знакомство, приобщение к какой-то неизвестной группе людей. Это некий новый театр, новое открытие. Подобное свойство кино замечательно отражено в фильме Панфилова «Начало» – когда героине Чуриковой приходится рассчитываться с бухгалтерией и ее спрашивают: «А вы кто?» Она, начинающая актриса, только что потрясающе сыграла роль, а ей говорят: «Вы кто?» Кино этим очень отличается. Сегодня вы нужны, и вам звонят миллион раз, в кино всегда горит. Если звонят, это значит, что съемка сегодня, завтра, послезавтра. А потом актер приезжает, и начинаются бесконечные промедления, связанные с техникой, с организацией, с чем угодно. Но Вацлава Яновича и это увлекало. Его в группе всегда очень любили, начиная с актеров и кончая рабочими, не говоря уже об ассистентах, вторых режиссерах, которые непосредственно имели с ним дело.

В последние годы своей жизни Вацлав Янович очень быстро терял зрение и потерял его почти до нуля. Это было большой трагедией, а съемки тем не менее продолжались. Я его провожала, сажала в поезд, в Москве или в Питере его встречали и брали под свое крыло ассистенты, проявляя к нему фантастическое внимание, и он снимался. Зрители даже не могли представить, что он почти ослеп. Внешне это никак не проявилось. Глаза были все такими же голубыми, по-прежнему отражавшими его внутренний мир, и невозможно было предположить, что это человек, который не видит. Так его киноэпопея продолжалась до последнего дня. На 28 марта 1993 года была намечена акция в ресторане «У Шаховского» в нашем Доме актера – встреча Нижегородского театрального училища с влиятельными людьми города, и одним из «аттракционов» должна была стать встреча с семьей Дворжецких. Приехал Женя, должны были участвовать Вацлав Янович и я как представитель театрального училища и член семьи, одна в двух лицах. Двадцать четвертого числа Вацлав Янович себя плохо почувствовал, и мы пошли в больницу. Врачи сказали, что надо немедленно лечь. Но мы договорились, что его одежда и пальто будут висеть в палате, его обследуют, назначат какое-то лечение, а двадцать восьмого марта разрешат пойти на эту встречу, и потом он вернется в больницу. А дома уже лежал железнодорожный билет на одиннадцатое апреля с вызовом на съемки фильма «Хаги-Траггер». Одна из причин, по которой Вацлав Янович захотел сниматься в этом фильме, – на роль журналиста там был приглашен Женя, а отцу очень хотелось сняться с ним вместе. Вацлав Янович играл мастера-кукольника. Фильм неординарный, с мистикой, любопытными сюжетными ходами.

Перейти на страницу:

Все книги серии Имена (Деком)

Пристрастные рассказы
Пристрастные рассказы

Эта книга осуществила мечту Лили Брик об издании воспоминаний, которые она писала долгие годы, мало надеясь на публикацию.Прошло более тридцати лет с тех пор, как ушла из жизни та, о которой великий поэт писал — «кроме любви твоей, мне нету солнца», а имя Лили Брик по-прежнему привлекает к себе внимание. Публикаций, посвященных ей, немало. Но издательство ДЕКОМ было первым, выпустившим в 2005 году книгу самой Лили Юрьевны. В нее вошли воспоминания, дневники и письма Л. Ю. Б., а также не публиковавшиеся прежде рисунки и записки В. В. Маяковского из архивов Лили Брик и семьи Катанян. «Пристрастные рассказы» сразу вызвали большой интерес у читателей и критиков. Настоящее издание значительно отличается от предыдущего, в него включены новые главы и воспоминания, редакторские комментарии, а также новые иллюстрации.Предисловие и комментарии Якова Иосифовича Гройсмана. Составители — Я. И. Гройсман, И. Ю. Генс.

Лиля Юрьевна Брик

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное

Похожие книги

100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное