Вацлав Гавел. Жизнь в истории

21 сентября эта нота, сперва отклоненная министром Крофтой, была вручена президенту. «Французский посланник передал мне ответ своего правительства со слезами на глазах; по праву он оплакивал конец двадцатилетней политики, которой мы оставались верными до самой смерти. Что чувствовал в эту минуту британский посланник, я не знаю: он был холоден и смотрел упорно в пол во время объяснений французского посланника. У меня было впечатление, что оба в душе стыдятся миссии, которую от имени своих правительств выполняли», – вспоминал Бенеш35.

В тот же день в Праге начинаются протесты, президент Бенеш просит премьер-министра Милана Годжу об отставке и назначает новое правительство во главе с генералом Сыровым. 23 сентября Великобритания и Франция информируют Бенеша, что не возражают против мобилизации (на Граде снова решили, что Франция все-таки подтверждает союзнические гарантии). 24 сентября правительство и военное руководство эвакуировались из Праги, в городе устроено затемнение. По всей стране мобилизовано около полутора миллионов человек.

Однако одновременно с этим британский премьер опять летит в Германию – Гитлер принимает его в Годесберге. 24 сентября Германия выпускает годесбергский меморандум, в котором требует передачи Судет до 28 сентября и проведения плебисцитов в районах со смешанным населением.

25 сентября Чехословакия отклоняет меморандум. Во Франции мобилизованы 600 тысяч человек. Лондон начинает мобилизацию военно-морского флота. Но немецкий блеф продолжается – Гитлер не отдает приказа об атаке, потому что 28 сентября в Мюнхене собирается совместная конференция Германии, Великобритании, Франции и Италии. 30 сентября лидеры стран-участниц подписывают соглашение, предложенное Бенито Муссолини и фактически копирующее годесбергский меморандум Гитлера.

5 октября Эдвард Бенеш добровольно оставил пост президента и без промедления покинул страну. Президента впоследствии много раз упрекали в трусости и капитулянтстве. Ему никогда не забыли обращенных к нации слов, что у него-де «есть план»: злые языки потом говорили, будто на самом деле он хотел сказать «аэроплан».

Уже в социалистические времена возникло устойчивое противопоставление «народа, который хотел сражаться», и предавшей народ политической элиты. Отчасти это представление дожило и до наших дней, хотя с тех пор историки уже успели его серьезно потрепать. Здесь обязательно стоит упомянуть Яна Тесаржа и его книгу «Мюнхенский комплекс». Еще в 80-х годах диссидент и политический эмигрант Тесарж приложил серьезные усилия к тому, чтобы развенчать миф о «народе, готовом сражаться». «Мюнхенский комплекс» убедительно доказывает: что бы ни твердила коммунистическая пропаганда, Чехословакия в 1938 году не была готова к войне.

Инженерные укрепления на границе с Германией потеряли всякий смысл после аншлюса – Третий рейх готов был атаковать через бывшую австрийскую границу, которая подобным образом не укреплялась. Потенциальными противниками Чехословакии были Польша и Венгрия. Среди полутора миллионов мобилизованных солдат было триста тысяч немцев и сто тысяч венгров, и никто не знает, насколько надежными они оказались бы во время войны.

Но самое главное, настаивает Тесарж, «чехословацкий народ лета 1938 года просто-напросто не желал войны, и если у каких-то политических меньшинств были военные настроения, то они базировались на совершенно неверных представлениях, во-первых, о международном положении, во-вторых, о качестве немецкой армии, в-третьих, о возможности собственных вооруженных сил»36.

Критики упрекали Бенеша еще и в том, что он не захотел воспользоваться советской военной помощью, которая ему якобы была предложена. Вопрос участия Советского Союза в чехословацком политическом кризисе, конечно, заслуживал бы на русском языке отдельного труда, но можно прояснить некоторые детали.

В середине 30-х годов была создана довольно сложная и асимметричная система коллективной безопасности. В ее основе лежали двусторонние военные договоры между Францией, Чехословакией и СССР. При этом Советский Союз не брал на себя непосредственные обязательства перед Чехословакией – он обещал лишь вступить в войну в том случае, если в ней уже будет участвовать Франция. И Москва, и Прага, заключая этот полуфиктивный договор, фактически обманывали друг друга. СССР не собирался выступать гарантом мира и стабильности в Центральной Европе, для него речь пока шла просто о дипломатическом утверждении самого себя. Чехословакия совершенно не планировала встревать в какие бы то ни было советские конфликты, например с расположенной от нее за многие тысячи километров Японией; для нее договор с Советским Союзом был лишь одним из инструментов сдерживания Германии.