Ватутин

С вашей директивой я позволю себе в корне не согласиться, так как она совершенно не соответствует действительности, и не знаю, на каких данных она основана. Управление Киевской операцией было мною организовано следующим образом: в период со 2 по 6 ноября 1943 г. я, член Военного совета Хрущев, командующий артиллерией Варенцов, командующий ВВС Красовский, начальник ГМЧ Яровой (каждый с группой командиров), зам. нач. штаба фронта Виноградов с группой командиров штаба фронта, зам. командующего артиллерией фронта по ПВО находились непрерывно на наблюдательном пункте высота 175,9, что 2 км зап. Ново-Петровцы и на ВПУ — Старо-Петровцы. Здесь я имел непрерывно личное общение с Москаленко, Рыбалко, Корольковым (командиром 7 арт. корпуса), со всеми командирами авиакорпусов и, кроме того, имел с ними бесперебойную проводную связь, всегда немедленно влиял на ход боя. С этого же наблюдательного пункта я имел совершенно бесперебойную связь по ВЧ с Черняховским, Пуховым, Жмаченко, Трофименко (то есть со всеми армиями), со штабом 2 воздушной армии и с Москвой. Кроме того, я имел связь со всеми командирами стрелковых корпусов и танковых корпусов и имел возможность немедленно реагировать на их действия. Кроме того, при Рыбалко был непрерывно Штевнев и его заместитель Петров, которые находились при танковых корпусах и лично проводили в жизнь мою волю. Больше того, я мог говорить по телефону с каждым командиром дивизии и мог лично видеться с ними. Поочередно в 51 ск, у Рыбалко и в 23 ск находился мой заместитель товарищ Гречко. Всё изложенное выше является неоспоримыми фактами, в правильности которых может убедиться любой ваш представитель, ибо это факты. Во второй половине дня 6 ноября 1943 г. я лично с членом Военного совета Крайнюковым и нач. штаба фронта Ивановым посетил Москаленко и Рыбалко, видел их войска, на месте поставил задачи и только к утру 7.11.43 г. прибыл в Трибухово (свой основной КП), чтобы сдвинуть Пухова и сдвинуть во что бы то ни стало с букринского плацдарма 40 и 27 армии, а также организовать надёжную оборону района Фастов выдвижением туда пехоты, чтобы освободить оттуда Рыбалко, организовать работу тыла и перенос своего КП в район Белгорода зап. Киева. Эти задачи я во многом уже разрешил. Считаю, что изложенная выше организация управления во многом обеспечила успешное выполнение задачи по прорыву фронта противника, овладению Киевом и развитию успеха. Не меньшее значение имела предварительная работа по подготовке операции. Военным советом фронта проведена глубокая работа со всеми командирами корпусов, дивизий и бригад 60, 38 армий и 3 гв. ТА, 7 арт. корпуса. Я вынужден это написать потому, что на протяжении всего периода с 5.7.43 г. отдельные лица относятся к нашему фронту совершенно необъективно и льют грязь на любую положительную работу. Я убежден, что и ваша директива явилась в результате какого-либо совершенно необъективного документа. Прошу этот мой доклад доложить лично товарищу Сталину, которого я убедительно прошу прочесть его. Одновременно докладываю, что сейчас действительно имеется ряд трудностей и недочётов в управлении и связи, по которым принимаются меры. В каждом корпусе и армии имеются люди от Военного совета фронта. Товарищ Гречко сейчас у Рыбалко. Туда же выехал Штевнев. Инспектор кавалерии с рацией — в 1 гв. кк. Зам. нач. артиллерии фронта — в 38 армии. На левый фланг 38 армии выехал член Военного совета товарищ Крайнюков. Во исполнение вашей директивы я выслал ещё четыре группы командиров штаба со средствами связи, пересмотрел проволочную и радиосвязь, наметил меры улучшения. Начальник штаба фронта т. Иванов предупрежден, к нему вообще предъявляются высокие требования. Однако я должен для объективности доложить, что он является молодым, растущим, трудолюбивым, энергичным и положительным штабным командиром. Ватутин 10.11.43 г.».

На телеграмму Ватутина никакой реакции не последовало. Скорее всего, Антонов преподнёс её Сталину в выгодном для себя свете. Известно, что Антонов, пользуясь постоянными отъездами Василевского в действующую армию, очень сблизился со Сталиным. Верховный доверял Алексею Иннокентьевичу, считался с его мнением, проводил вдвоём с ним долгие часы, обсуждая положение на фронтах. Кто-то из историков даже подсчитал, что Антонов в период 1943—1945 годов побывал в кабинете Сталина 238 раз. Это больше, чем кто-либо из руководителей Наркомата обороны и вооруженных сил, и больше, чем все командующие всеми фронтами за всё время войны, вместе взятые. Так что не было ничего удивительного в том, что обращение Ватутина к Верховному главнокомандующему осталось без ответа. Ещё один штрих к портрету Антонова. По воспоминаниям подчиненных, Алексей Иннокентьевич был очень скуп на награды. Вполне возможно, что с его подачи не были отмечены заслуги Ватутина. Но это лишь версия автора.